Альк, к огромному облегчению Рыски, шел молча и на нее не глядел. Но девушке даже такое количество людей казалось огромным, и она волей-неволей жалась к саврянину, чтобы не потеряться.

Остановились у прилавка, сплошь уставленного готовой обувью. Были тут и высокие щегольские сапоги со шнуровкой вдоль голенища, и остроносые женские башмачки, и совсем крохотная обувочка, густо расшитая бисером, как на собачку или новорожденного — но зачем она тем и другим?! В углу стояла колодка, лежала куча обрезков: можно и на заказ сделать, точно по ноге.

— Сколько просишь? — равнодушно спросил Альк, повертев на руке один из башмаков.

— Два сребра. Но, может, господин выберет что-то получше? — предложил сапожник, алчно глядя на вытащенный Рыской узелок. — Гляньте, такие же с вышивкой есть, с заклепками, как раз к вашей рубашечке… Всего за пять!

Саврянин примерил выбранные, покачался с пятки на носок:

— Нет. По этим хотя бы сразу видно, что кожа паршивая. А платить за цветную шелуху я не собираюсь.

Продавец обиженно поджал губы:

— Это маххатский олень, господин!

— А я тогда саврянский баран. — Альк повернулся к спутнице и надменно велел: — Дай ему полтора сребра, девка.

— Полтора? — в один голос изумились Рыска и сапожник.

— Будем лучину торговаться или мне в другую лавку идти?

Сапожник страдальчески пожевал губами, махнул рукой и протянул ее за монетами.

— А госпожа себе башмачки подобрать не хочет? — обратился он к Рыске.

— Нет, — смутилась девушка, отводя глаза от желто-коричневой, удобной даже на вид пары. — Потом как-нибудь.

— Госпожа скупая и глупая, — снисходительно пояснил Альк. — Ее так в лаптях и похоронят.

— Неправда!

— И вместо гроба в мешковину завернут — а то он ведь тоже немалых денег стоит.

— Просто те, что мне нравятся, малы будут! — попыталась оправдаться девушка.

— А ты примерь. — Саврянин безошибочно снял с прилавка желто-коричневые башмаки и уронил их перед Рыской.

Девушка покраснела еще больше. Ноги у нее, хоть и в лаптях, были того, не шибко чистые.