Слишком долгие. Слишком долго он бодрствует. Но кто скажет, прошла ли ночь в мире, который никогда не видел света?

— Так вот он где.

Они стояли на голом гранитном гребне, с которого ветер начисто смел снег, силясь привыкнуть к резкому утреннему свету. В отдалении, и все же видимый невооруженным глазом, высился Дом Гроз, поднимаясь над землей подобно злокачественной опухоли. Земля вокруг была плоской, безжизненной пустыней, и тем явственней виден был замок врага. Какие бы средства он ни применял для своей защиты, невидимость его не устраивала.

— Не Твори, — предупредил священник Сиани. — Делай что угодно, но не Твори для того, чтоб увидеть. И ни для чего другого. — Не зная, как много она помнит, точнее, как мало, он объяснил: — Какой бы канал мы ни установили, его можно будет использовать и против нас. Мы слишком близко от цели, чтобы рисковать.

— Это помогло бы ему узнать, что мы пришли?

— Если только он до сих пор не знает, — хмыкнул Дэмьен.

— Какие шансы, что так оно и есть? — спросила Хессет.

— Трудно сказать. С нами ничего не произошло с тех пор, как умер Таррант. Наши ряды не поредели. Но, возможно, он просто считает, что мы и так достаточно ослаблены.

— Или его внимание отвлекла подделка.

Он колебался. Животный инстинкт протестовал против того, чтобы возлагать все надежды на успех обмана. «Никогда не полагайся на то, чего не можешь Увидеть», — предупреждал его учитель, но отбирать надежду у Сиани было бы слишком жестоко.

— Будем надеяться, — пробормотал он. И поднял к глазам маленькую подзорную трубу.

Крепость словно подскочила к нему; он терпеливо навел фокус. И когда наконец прояснились ее причудливые очертания, он судорожно вздохнул.

— Дэмьен?

— Нет окон. Вообще нет. — Но эти слова не могли выразить его ощущения. — Он ублюдочный псих, вот что.

То, что вырастало из земли в отдалении, больше всего походило на тщательно отполированный обелиск, высеченный из цельного камня; лоснящаяся поверхность не нарушалась ни дверьми, ни амбразурами, ни даже соединениями плит. Как будто его не строили, а просто вырубили из единой скалы. Монолитный, холодный, безжизненный камень, немыслимо гладкий. Он и не нуждался в дверях или окнах. Дэмьен разглядывал его поверхность и боролся с желанием задействовать свое Видение. Слишком опасно. Он искал соединительные швы, хоть какие-нибудь признаки структуры, хоть намек на то, что этот мрачный памятник воздвигли смертные, но ничего такого не было. Ни одной трещины на полированной поверхности, за которую могла бы уцепиться рука. Ни намека на вход, сквозь который могло бы проникнуть оружие или газ. «Или проворный чужак». Страх, страх подвергнуться нападению — вот что написано было на каждом дюйме причудливого строения.