— Не знаешь, что сказать? Понимаю. Мне тоже несладко было, когда я понял, что всё, что я делаю — это мелочная месть отцу, который меня в детстве недолюбил. А тебя кто недолюбил? Мать? Ты вроде бы ублюдок какой-то знатной леди, верно? Помню эту историю… Я не хотел выгонять твоего отца, мне нравилось, как он рисовал. Ну? Твоя матушка вами поиграла и вышвырнула вон. И что, приятно чувствовать себя использованной игрушкой? Так и не смей теперь обращаться так же с людьми, которые помогали тебе вылечить твою дурную голову. Не их вина, что не получилось. Вот, стоит теперь передо мной самолюбивый неудачник, который решил, что сейчас самый удачный выход, — стать мучеником. Я тебе не доставлю такого удовольствия. Чтоб духу твоего к утру в столице не было. Можешь вернуться в свои леса, можешь убираться к Жнецу, мне всё равно. Заточать и казнить тебя я не собираюсь. Слишком это просто и удобно для такого трусливого ублюдка, как ты.

Каждое его слово было для меня как пощечина во время истерики, как ушат ледяной воды в состоянии ступора. Мне хотелось, чтобы он не останавливался.

— Откуда вы знаете? — еле выговорил я.

— Что знаю? Про твою игру? Да я сам такой. Такой же трусливый… не ублюдок, правда, но какая разница? Таких полно. Почти все сколько-нибудь значимые персоны в нашем славном королевстве. Шангриерцы другие. В них больше гордости. И чести. Ты вот знаешь, что такое честь?.. Нет? А тебе хотя бы интересно? Ну, ладно… В конце концов, все мы не без греха. У каждого своя игра. Играем себе и играем, и пока друг другу не мешаем, всё хорошо. А стоит позариться на чужую куклу… Я для себя решил, что иногда проще отдать. Отдать и играть себе дальше… никому не мешая. А ты побросал свои игрушки, обсыпал остальных детишек песком с ног до головы и сел в сторонке. И думаешь, что сразу стал взрослым. Мало игрушку бросить, чтобы им стать, друг мой.

— Перестаньте, — попросил я. Мне уже было довольно. Король неприятно засмеялся.

— Ну чего же ты? Кишка тонка? Вы с моим братцем так славно цапались. Всей песочнице нравилось на вас смотреть. А уж Дону как нравилось. Конечно, он расстроился, когда ты серьезным тоном сказал: «Больше не играю». И я расстроился, потому что, пока Дон играет, он не помнит обо мне. Не помнит о нас… о нашей общей игре, в которую мы как-то плохо сыграли. А это всё, что мне надо.

— Вы позволяете Шервалю разорять страну, — тихо проговорил я. — Зеленые убивают людей, которых вы как монарх поклялись защищать. Уже почти десять лет идет гражданская война. И вы говорите о какой-то гребаной игре?