– Знаю.

– Но хочешь большего.

– Всё хочу знать.

– Узнать нетрудно, а вот познать сложно, – ведьма покачала головой, с непонятным сомнением разглядывая Буйвола. – Обещать ничего не буду, но попытаю. Только вот дрова у меня неколоты. И колодец бы почистить надо.

– Все сделаем, мать.

– А жить будете на улице, в сарае, чтобы дом не поганить. Для ведовства тишина нужна. Покой.

– Как скажешь.

– Ждать, может быть, долго придется.

– Мы никуда не спешим.

– Ну раз так, давайте завтракать.

Буйвол перевел дыхание. И Малыш, вроде бы, вздохнул с облегчением. Странное впечатление производила эта старуха. Подавляющее. Гнетущее. Глядя на нее верилось, что могла она одним словом, одним жестом обратить в бегство целое войско. Что не составило особого труда ей, связанной по рукам и ногам, справиться с десятком Ночных Охотников посреди Великой Реки…

Ели молча, догадываясь, что это не простая трапеза, поглядывая на сосредоточенную ведьму. И еда-то была особенная – какая-то каша, густая и жгучая, вызывающая жажду, пробуждающая зверский аппетит. Питье – травяной отвар, горьковатый, чуть дурманящий.

А когда Буйвол потянулся через весь стол за хлебом, ведьма вдруг впилась в его руку тонкими узловатыми пальцами, и резанула по запястью ножом. Брызнула кровь. Буйвол дернулся, но ведьма зашипела на него:

– Сиди!

Она схватила его за волосы, дернула изо всех сил, вырвала целую прядь. Сунула ему под нос:

– Плюнь!

Растерявшийся Буйвол плюнул.

Ведьма выдранным клочком волос стерла со столешницы кровь, потянула порезанную руку Буйвола на себя, приложила пропитавшиеся слюной и кровью волосы к ране:

– Держи.

– Зачем это? – неуверенно спросил Буйвол.