— Хорошо, — согласился ван Гариц. — Ступай.

Себе Павий оставил только нож, всё остальное передал ван Гарицу, отполз в сторону, там поднялся на ноги и, пошатываясь, направился к караульному. Часовой окликнул его, Павий что-то ответил и беспрепятственно вошёл в дом. Гариц ждал. Долгое ожидание начало раздражать, когда на крыльцо вышел офицер, видимо, командир поста. Сделав несколько шагов в сторону леса, он громко крикнул:

— Ваша светлость! Всё в порядке, можете выходить!

И хотя сигнал должен был подать Павий, изнывший ожиданием ван Гариц поднялся навстречу. Ведь этот человек тоже был в форме и почтительно звал его. В этот самый момент из дома донеслось:

— Изме!.. — вопль оборвался, словно Павию заткнули рот или, вернее, перерезали горло.

— Вот он! — закричал офицер, указывая на ван Гарица. — Взять!

Только теперь ван Гариц узнал Браска. До чего меняет человека его наряд; достаточно поменять серый секретарский сюртучок на расшитый офицерский камзол, и ничтожество обретает осанку и благородство. За спиной мелкого интригана во всём блеске встаёт власть, так что измена становится государственной необходимостью, а угодливая подлость высшей мудростью.

Стало ясно, что Павий угодил в ловушку, и даже если он ещё жив, помощи от него не будет. Со стороны деревни спешили солдаты; ван Гариц понимал, что ему следует немедленно бежать, но всё же сделал шаг навстречу Браску и метнул копьё.

Охотничье копьё, скорее действительно рогатина, а не воинское оружие, совершенно не приспособлено для метания. Гариц промахнулся совсем немного, копьё ударило не в горло, а в грудь, и стальная кираса спасла Браска. От удара секретарь-камердинер кувырнулся в траву, но остался жив.

— Тревога! — орал он, лёжа на земле. — Белич, скачи к его сиятельству, остальные за мной! Взять самозванца!

Ван Гариц развернулся и побежал в сторону леса, из которого так стремился выбраться.

* * *

Вторые сутки граф ван Гариц бежал, спасаясь от банды заговорщиков. Бежал через свой лес, по своей земле, от собственных подданных, которые травили богоданного государя, словно дикого зверя. Граф давно был бы пойман и убит, но у ван Мурьена насчитывалось слишком мало верных людей, и он не мог организовать облаву как следует. Ясно, что за одну неделю вероломный дядюшка не успел переманить на свою сторону всех сановников, не говоря уже о комендантах дальних крепостей. Любой из военачальников, несомненно, захочет выслужиться и, значит, поддержит законного государя. Не может ведь в каждом гарнизоне сидеть по Браску, столько камердинеров у ван Мурьена нет. Так что дядюшкино положение покуда очень и очень шатко. Честно говоря, его даже жаль; задумывая переворот, он не мог ожидать, что ван Гариц выживет в лесном пожаре, да не в простом, а в жутком огнёвском пале, о котором легенды ходят. В гибель молодого графа поверит любой, собственно говоря, люди уже поверили, но некстати приключившееся воскрешение племянника может мгновенно разрушить планы ван Мурьена. Значит, воскресшего надо добить, пока о нём не знает никто, кроме горстки доверенных людей. Это понимали и дядя, и племянник, и все, пошедшие за ван Мурьеном. Уж им-то точно не сносить головы в случае неудачи заговора.