Подобная доверчивость может убить ее, если впредь она не будет очень осторожна.
Смятенные чувства стали успокаиваться, когда Атайя принялась повторять слова, которым учил ее мастер Хедрик.
Принцесса настороженно смотрела на своего соперника.
Атайя и представить не могла, как тяжело будет заставить себя убить Мудреца. Не имело значения, что когда-то принцессе довелось увидеть, как взорвалось тело Родри — этот кошмар и по сей день являлся ей во снах, — сейчас Атайя боялась, что только нечто столь же сильное и жестокое сможет уничтожить Мудреца. Она послала заклинание, заставляющее его сердце остановиться, однако Мудрец отразил его так легко, словно разорвал сгнивший от времени гобелен. Затем принцесса попыталась поразить его внутренности, вызвав внутреннее кровотечение, — Атайя не хотела видеть следы своих жестоких трудов, но снова, в первое мгновение застонав от боли, Мудрец отразил заклинание.
Хуже всего было то, что принцесса не могла воспользоваться самым могущественным заклинанием из своего арсенала. Атайя знала, что потрескивающие зеленые спирали могут поразить Мудреца, но не могла заставить себя использовать их. Всякий раз, когда принцесса пыталась создать спирали, перед ней возникал призрак Кельвина, бьющийся в агонии и умоляющий о пощаде, его последние слова целую вечность звучали в ушах Атайи. Рассуждая логически, подобные страхи не должны тревожить ее — в отличие от Кельвина в его последние часы стоящий перед ней мужчина не безумен и может защитить себя, — однако подобная логика не слишком утешала принцессу.
Однако слепая ненависть — пламя, заставляющее без промедления уничтожить противника, — была чужда принцессе. И хуже всего, Атайя понимала, что и Мудрец догадывается о ее чувствах, и это придает ему еще больше сил.