Вскоре лестница кончилась тяжелой, окованной бронзовыми полосами дверью. Дядька виновато обернулся.

— Прошу пощады, почтенные господа, только ключей у меня нет. Я ж кто, презренный раб, принеси-отнеси и все такое, откуда у меня ключи? Не извольте гневаться…

— Подвинься, пропадающий, — небрежно заявил один из воинов, выходя вперед. — Без тебя управимся.

Он ласково ощупал пальцами замочную скважину, присел на корточки, зачем-то дунул внутрь. Непонятно откуда в руке у него появилась толстая, по-хитрому загнутая проволока, воин сунул ее в черную дырочку, осторожно повернул — и раздался тихий щелчок, вроде как ломается сухая ветка или кость.

— И всего-то, — пренебрежительно заявил воин, отходя в сторону. — Можно открывать.

— Это Имли-Лаотни, — шепнул Митьке Посвященный. — Добрый слуга Единого, а до обращения своего к вере — знаменитый сарграмский вор. Как видишь, даже злые навыки по воле Господа нашего обращаются ко благу. На самом деле, конечно, главный запор был не этот, а заклятье «преграды». Но сейчас все заклятья лопнули. Вот это, — указал он на висящую у него на шее деревянную рыбку, — силой Бога Единого разрушает магию.

Митька кивнул. Таких «рыбок» он видел и раньше — на корабле. Зарубленные тела на палубе, темные струйки крови… и единянские «рыбки» на шеях мертвецов. Рыбки, про которые Хьясси сказал, будто они ненастоящие. Не из красного дерева. Хьясси… Широкий, волнообразно изогнутый нож в руке кассара. «Не делайте этого, господин!». Пронзительный детский крик, острый запах крови…

Дверь широко распахнули, изнутри, из темного пространства, дохнуло спертым подземным воздухом. Запалили факелы, Тми-Наланси нараспев произнес:

— Услышь нас, Творитель добра и воздаяние злому. Благослови дело наше, защити от всякого коварства вражия, разрушь воздвигнутые противящимися тебе стены, стены каменные и стены в душах живых. Избави страждущих от непосильного бремени, очисти и наши сердца, дабы ничто темное не примешалось к делу воздаяния Твоего. Сопутствуй нам, Праведный… да будет так.

И, растянувшись узкой цепочкой, все двинулись во тьму, откуда тянуло зябкой сыростью. Митька шел в середине, рядом с Посвященным, который время от времени поглядывал на него — не собирается ли снова куда-то улизнуть?

Митька не собирался. Гулять в одиночку по этим гадким дырам, без факела, без волшебного изумруда — да нафига ему такое удовольствие? К тому же летучие мыши… бр-р… И зачем? Только чтобы всем им показать, что нечего за ним присматривать, что он не маленький ребенок, нуждающийся в защите? Не самое подходящее место, чтобы права качать. Потом, на солнышке… Да и Синто если искать, то никак уж не в одиночку.