И снова Старый отвернулся и замолчал, как будто пожалел, что начал этот разговор.

— Ну и что?! — нетерпеливо потребовал Вотша окончания истории.

— Не знаю, что там у них получилось, а только на следующий день Горислав Вата услал в степь с дозорной стаей в шесть волков и с одним ивачем. Ват уходил с улыбкой, веселый был… А вернулся сам-два, весь посеченный, покусанный! Пока он в горячке лежал, Леду отдали за ирбиса, за сына ихнего князя. С тех пор наша стая и дружит с ирбисами… А Вата, когда он поправился, объявили изменником: как же — потерял в дозоре шестерых дружинников, а сам домой живой вернулся! Вот тогда-то… ваш род и… того… лишили многогранья!..

Долгую минуту над скамейкой висело молчание, а затем Вотша выдохнул:

— Та-а-а-к!..

Он медленно поднялся со скамейки и, приволакивая ноги, поплелся прочь от ристалищного поля.

Однако далеко уйти ему не удалось, не успел он пройти и десятка шагов, как к нему подбежала молоденькая девушка, ближняя служанка княжны, Прятва, и, запыхавшись, затараторила:

— Вотша! Я тебя всюду разыскиваю! Тебя княжна велела привести в малую княжескую трапезную!

Вотша, погруженный в свои мысли, тряхнул головой, пытаясь понять, чего от него хочет девчонка, и только после этого до него дошел смысл ее слов.

— Зачем? — изумленно воскликнул он. Внезапно кровь бросилась к его лицу, и он стремительно покраснел.

«Хочет выставить меня на смех перед своими… княжатами! — резанула кошмарная мысль, и тут же он холодно, отрешенно подумал: — Ну и пусть смеется!.. Какое мне дело до веселья или грусти… многоликих?»

— Пошли! — Он пересилил себя и широким шагом направился в малую трапезную.

Девушка едва поспевала за ним, на ходу тараторя:

— Там чего было! У княжны день рождения, так все княжата преподнесли ей подарки. А княжна наша их благодарила, а сама-то прям така красавица!! Сели за стол, а князь возьми и распорядись, чтобы им поднесли осеннего вина, пусть, говорит, выпьют, как настоящие мужчины! Вот с этого вина все и началось!! Юсут, как бокал выпил, так и задурел! Говорит, пусть княжна скажет, чей подарок самый что ни на есть лучший, и того, кто этот подарок подарил, поцелует! Совсем с ума сошел — чтоб наша княжна да какого-то княжонка целовать стала! Но она, знаешь, засмеялась так и говорит: «Хорошо, Юсут, я выберу лучший подарок и награду за него дам, только ты тогда уж не жалуйся и не спорь с моим решением!»

Вотша мотнул головой, словно давая понять девушке, что ее болтовня не к месту, однако та не замолкала:

— А Юсут этот вскочил, в грудь себя кулачищем грохнул и говорит так нагло: «Я, — говорит, — никому никогда не жаловался, ни о чем никогда не жалел и спорить с твоим решением не собираюсь!» Это он потому так говорил, что сам-то подарил княжне ожерелье из лалов лазоревых на бронзовых крючках. Красота — страсть! И дорогущее! Конечно, княжна должна была выбрать его подарок, а она вдруг приказала тебя в трапезную привести!