Глянув под собой в бездну, Буян обнаружил там, где должно было искать свои ступни, крошечную лодочку с рыбаками и успел испугаться, что утопит занятых делом человечков, когда сообразил, что это все же морок, видение.
— Можно поближе к городу? — хрипло спросил он.
— Не получается, — ответила пустота. — Пробовала — ничего не выходит. Я не могу этим управлять. Не научилась.
— А Толпень? Можно увидеть Толпень, например?
— Тоже нет. Я пыталась — не выходит. Наверное, потому, что я его никогда не видела. Не знаю.
— Вы не бывали в столице? — удивился Буян. Смятение его было так велико, что он не стеснялся и самых глупых, несуразных вопросов. Вопросы, глупые и поумнее, теснились в голове, не давая простора мыслям. — Давно это у вас э… получилось?
— После приговора.
— Покажите еще что-нибудь, — сказал он, оглядываясь в поисках собеседницы.
И с облегчением обнаружил Золотинку на прежнем месте. Море распалось, как свернувшееся молоко, показалась, сначала пятнами, комната. Волшебница сидела, опершись локтями на стол, а руками обхватив голову — в напрасной попытке взъерошить волосы, коротко состриженные.
— Колобжег получается лучше всего, — призналась она виновато. — Я люблю свой город.
— А еще что? Что еще? Похуже что получается? — спросил Буян, вкрадчиво подвигая по столу излеченный волшебством персик.
— Да пустяки. Так, что-то непонятное… Какие-то горы, деревушки, леса — ничего не узнать. Вздор.
— Ладно, — протянул Буян. — А сверх вздора?
— В каком смысле?
— Как насчет хотенчика?
— Дался вам этот хотенчик, — улыбнулась Золотинка, очевидно польщенная. Она глядела именинницей. Она никак не походила на измученную бессонными ночами узницу, тогда как в облике пигалика, в неподвижном лице его, в замедленных движениях проступало нечто неладное. Отрывистую, принужденную речь его нельзя уже было объяснить одной только растерянностью, чего Золотинка по-прежнему не замечала.
— Вот вам хотенчик, — сказала она с лукавой усмешкой и принялась обламывать засохшие ветви персика.
Буян не обронил ни слова, пока она не закончила работу: обкорнала кое-как корявую палку, привязала к ней пояс и пустила. Хотенчик рванулся, дернув привязь, и потянул в сторону глухой задней стены, за которой, как будто бы ничего, кроме матерой скалы, не было.
— Это все? — спросил Буян, помолчав.
— Пока все, — скромно отвечала Золотинка, оттягивая зарвавшегося хотенчика на место. — За три дня. Разве мало?