— Уберите, Излач, лишнее, — распорядился государь после некоторого раздумья.

Неловко орудуя вилами в тяжелом плотном кафтане, багровый и недовольный собой старик разронял мясо по столу и на пол. Все было залито жиром, приходилось гоняться за ускользающими кусками и тогда кравчий, озлобляясь, принимался тыкать остриями вил, попадая куда пришлось. По всей палате стояла зловещая тишина. Разве что иностранцы не совсем хорошо понимали, какому поношению подверглись прадедовские обычаи.

Наконец кравчий обмахнул рукавом вспотевший лоб; перед принцессой на измазанном, залитом столе остался один заплывший кровавым соком кусок.

— Следует возблагодарить государя, — без лишних околичностей предупредил кравчий.

Нута приметно вздрогнула, словно напоминание оторвало ее от далеких, не относящихся к делу мечтаний.

— Благодарность? — молвила она, очнувшись. — Великий государь убил моих товарищей и оставил меня одну, наверное, в насмешку. Что же мне радоваться, что накормили мясом?.. Мясо это пропитано кровью.

— Ну, это слишком, слишком! — тоненько выкрикнул Рукосил-Могут. — Говори да не заговаривайся, — сварливо продолжал он, — словане никогда не знали людоедства! Никогда! И не мне его вводить!

И оборотень, казалось в ошалелой тишине, хихикнул.

Хихикнул совершенно явственно, противненько засмеялся и долго не мог успокоиться в почтительном молчании чужеземцев и толпенского двора. Вскочил на высокие тощие ноги черный пес, уставился в лицо хозяину немигающим взглядом, словно желал постичь сокровенное значение ни на что не похожих дребезжащих звуков.

— Хотел бы растолковать, — начал Рукосил-Могут своим слабым голосом, которому вторили торопливые толмачи, — что дорогая наша принцесса перенесла немало жестоких разочарований с тех пор, как покинула девичью светелку. От этого, понятное дело, нрав ее не стал лучше. Мы должны извинить принцессу.

Однако сколь много убеждения ни вкладывал государь в свою шамкающую речь, не исчезало все ж таки подозрение, что он хихикает.

— …При прежних Шереметах принцесса Нута понесла жестокую и незаслуженную обиду. Жестокую обиду, я бы сказал. В лице принцессы подверглась поношению вся Мессалонская страна, и давеча мессалонский посол кавалер Деруи совершенно справедливо намекнул мне об этом в весьма учтивых и пристойных словах. Чрезвычайно благодарен кавалеру за своевременное напоминание.

Рукосил-Могут указал в сторону длинного стола под желтой скатертью, во главе которого не трудно было опознать посла — статного мужчину средних лет, суровое выражение которого, отмеченное острыми усами торчком, не умаляли ни пудреные волосы, ни кружева, ни драгоценности. Впрочем, даже этот мужественный человек не сразу нашелся и не придумал ничего лучшего, как поклониться в видах ничего не значащего обмена любезностями. Может статься, он хотел бы таким образом прекратить не совсем удобный и просто щекотливый разговор. Но государь не унимался.