Свойство Рукосила-Лжевидохина, характер его, было непоправимо покалечено. Вместо бури страстей осталась завистливая мстительность, злобная зависть к тому, что живет и процветает. Не способный более к наслаждениям, чародей подступал к той последней черте, когда остается только одно изувеченное желание, изуверское счастье, погибая, увлечь за собою в бездну мир. Лелея замыслы все возрастающего могущества, покорения ближайших соседей как ступенью к овладению вселенной, Рукосил-Лжевидохин подспудно, не вовсе в этом себе признаваясь, торопился захватить как можно больше, чтобы как можно больше увлечь за собой в могилу.

Это подобие цели, являя собой роковую замену человечески понятных стремлений, придавало действиям Рукосила-Лжевидохина внутренний смысл и стройность, которые, может быть, не просто было распознать при ближайшем рассмотрении всякого отдельного поступка и высказывания великого слованского самодержца.

Подобие цели давало Рукосилу подобие внутреннего равновесия и даже спокойствия — все то, что заменяло недоступное ему смирение перед непреодолимой тяжестью обстоятельств.

Первые, не достоверные, вероятно, известия о Золотинке, как-то связанные с неясным представлением о возможности чуда, о возможности возвратиться к своему собственному облику, к молодости, взбаламутили Рукосила. Но, видно, трудно уж было раскачать застойное гнилое болото — волна надежды опала без всплеска… Пигалик, на которого многозначительно указывали Рукосилу, был отмечен в Толпене, где-то рядом, рукой достать. Он ускользнул, но ясно было, что долгую игру в прятки малышу не вытянуть — ненароком да попадется, ждать особенно не придется. Да только Рукосил уж устал верить.

Странная происходила с ним вещь: разноречивые сообщения о возможности чуда как будто бы множились, доходили известия о необыкновенных, противоречащих всем законам волшебства превращениях, которые происходили в блуждающих дворцах… что-то такое носилось в воздухе, что предвещало спасение, а Рукосил малодушно отворачивался, зная что не выдержит еще одного разочарования.

Нет, это было уже не тот Рукосил, который мечтал покорить мир, чтобы овладеть им, как женщиной, совсем не тот. Выродившийся и внутренне сломленный при всем своем страшном оскале…

Очнувшись, он осознал, что по всей палате нехорошая тишина. Поднялись обеспокоенные собаки… Натянуто улыбаясь, Лжезолотинка отвела взор. Да и что, в самом деле, ничего не случилось — мечтательное полузабытье, из-за которого остановился праздник и сотни глаз устремились на самодержца, никак не обнаруживая своих ожиданий.