Впрочем, наверное, она знала чему смеялась — смеялась она над собой: над бесполезностью страхов, над скоротечностью счастья и ничтожеством несчастья, над нищетой гордости, над важной слепотой ума и над забавными притязаниями красоты… над избытком силы, над молодостью своей и надеждой — смеялась, потому что всего это было так много, что хотелось смеяться.

Хотелось дурачиться и целовать. Она встретила седенького старичка, немало озадаченного ее танцующей походкой, и когда он с благоразумной медлительностью ответил «ась?» на веселое «здравствуй, дедушка!», чмокнула в морщинистую колючую щеку, чему старичок по дряхлости лет не сразу поверил. Он долго потом кряхтел, пытаясь проникнуть в сокровенный смысл и значение нежданного, как луч солнца средь зимних туч, подарка. Кажется, так ничего не понял, потому и улыбался, не понимая.

В городских воротах Золотинка не нашла стражи и вообще никого, распахнутые настежь ворота открывали усыпанную белой пылью дорогу, что вела в скалистые взгорки побережья. По скудным пустошам пестрели, брошенные своими пастухами овцы и козы. Золотинка осмотрелась и, не затрудняясь особенно размышлениями, отомкнула запертую висячим замком караульню, где нашла порядочный запас всякого боевого железа. Одним движением сети она сгребла это все в кучу — мечи, бердыши, копья, щиты, ручные и ножные кандалы, колодки, нагрудные латы и шлемы, несколько треххвостых плетей, вытащила всю эту грохочущую дребедень наружу, на солнце, и развесила на дубовых створах ворот, пустивши старые высохшие доски ростками.

Стражники все равно не спохватились, сколько Золотинка ни гремела, ни один человек не нарушил жаркий покой улочки, вымерла белая дорога за рвом. Окинув окрестности внутренним оком, Золотинка почувствовала, однако, чье-то напряженное с оттенком враждебности присутствие. Человек этот, сколько можно было понять, улавливая дуновение чувства, прятался в городе, а не в поле… Внимание его отдавало любострастием… было там сосредоточенное, даже лихорадочное намерение. Так, сохраняя видимость спокойствия, подбирается к жертве наметивший чужой карман вор. Золотинке случалось не раз и не два, разбирая разноголосицу чувств в толпе, уловить и это… Нечто похожее.

Вор, решила она окончательно, только, наверное, неопытный. Слишком уж горячится.

Она еще постояла, ожидая, не объявиться ли кто въяве, потом вспомнила, что следует запереть замок, чтобы не делить ответственность за пропавшие из караульни портянки со всяким проходимцем. Что касается воинственных украшений на воротах, то Золотинка оставила все как есть и оправилась по дороге спорой ловкой походкой, в которой не было уже ничего от прежних беззаботных дурачеств — взгляд в спину словно бы подгонял ее.