Поднявшись на взгорок, она решилась оглянуться — и точно, оборванец преследовал ее, поотстав. Захваченный врасплох, несмотря на разделявшее их расстояние в сто или двести шагов, он не успел скрыться — негде было прятаться среди открытых пустырей с редкими пыльными кустами; запнулся как будто и двинулся себе вразвалочку, посвистывая, очевидно, и поглядывая в небеса. Бродягу, во всяком случае, не занимала ни караульня, ни развешенное на воротах богатство — немалое по рыночным ценам, нездоровый интерес его ограничивался Золотинкой.

Она медленно пошла под уклон, соображая, как быть. Остановиться, чтобы глянуть наглецу в глаза? Ускорить, напротив, шаг, бежать, пока он отстал за извивом дороги? Настырный проходимец, пожалуй, мог испортить день и уже отравил тот блаженный полусон чувств, то мечтательное, наяву забытье, которое было где-то близко, обещая пророческое прозрение и, может быть, кто знает? чудесную связь с чувствами и ощущениями Юлия через сотни верст в Толпень. Это и было самое скверное, что навязчивый бездельник, каковы бы ни были его намерения, (может быть, вполне невинные) разрушал покой, то внутреннее согласие ощущений, которое необходимо для прозрения. Золотинка знала по опыту, как трудно сосредоточиться, войти в нужный настрой и как легко сбиться на всяком досадном пустяке. Оберегая себя от злости и раздражительности, которые не оставили бы места для иных, тонких и ускользающих ощущений, она отказалась от мысли дождаться преследователя, чтобы покончить с недоразумением какой-нибудь резкой грубостью, но точно так же не решалась она бежать, что означало бы то же бесплодное беспокойство только с другого конца.

Оставалось одно — не замечать преследователя в расчете, что все образуется как-нибудь само собой, что проходимец рано или поздно отстанет и потеряется. Версты через две дорога поворачивала к северу, карабкаясь на зеленые склоны гор, а Золотинка знала там укромную тропку на юг к морю, в дикие кручи и заросли, где нечего было искать ни людям, ни овцам, где отродясь никого не бывало, кроме одиноких мечтателей и разбойников. Здесь она рассчитывала затеряться.

Бродяга осторожничал — изредка оборачиваясь, Золотинка не примечала его воочию, но, не имея достаточно самообладания, чтобы вовсе не обращать внимания на докуку, она осматривалась внутренним оком и каждый раз чуяла где-то близко горячий охотничий гон; частые повороты дороги, корявая растительность по обочинам и камни давали богатые возможности для игры в прятки.

Оглянувшись на росстани последний раз, Золотинка прыгнула вместе с едва приметной тропкой вниз и, сбежавши по каменистому склону, оказалась в заветных дебрях, где и сама путалась, что уж говорить о чужаке. Потеряв дичь, бродяга потерялся — отчаянно недоумевал где-то там, на дороге.