Грим только кивнул. Гюда, слуга Эгиля, успел уже потушить факелы, и теперь просторную горницу освещал лишь огонек фитиля, плавающего в плошке с салом.
— Прости мне, Грим, но опасно допускать туда твоего отца, — продолжал Ванланди.
— Он знает. — Грим снова кивнул. — Я и сам сделаю все, чтобы отговорить его, реши он творить волшбу. Этим человеком должен быть я. Локи — против Одина, волк — против охотника. — Он нехорошо усмехнулся, заметив, как поморщился скальд Фрейя на его непочтение.
Грим встал, чтобы, повернувшись к столу, собрать в кожаный мешочек выложенные на него руны, и вдруг — и опять слева! — Ванланди тронул его за рукав. Удивленный тревогой, поступившей на немолодом морщинистом лице непреклонного скальда, издерганный поучениями стариков Грим обнаружил, что не должен даже давить в себе желание огрызнуться.
— Принимая решение и подбирая нужные знаки, не относись к этому слишком легко. — Ванланди сокрушенно покачал головой. — Худые пришли времена, если сами руны небезопасны скальду. Что ж до волшбы, даже я, невзирая на многие свои странствия в видениях, не в силах представить себе, с чем тебе придется столкнуться. Да пребудет с тобой сила светлого Ингви.
Неожиданно для себя самого Грим улыбнулся — несколько смущенно и совсем, как когда-то в бытность свою мальчишкой, которого не уставал проклинать за шальные проделки этот самый скальд-воин, — и протянул Ванланди руку.
Первые пару дней у Скагги не было времени думать о том, что им предстоит не было времени думать ни о чем, если уж на то пошло.
Непривычная работа оказалась слишком тяжела, и Скагги не раз удивленно задавал себе вопрос, как же выдерживает немолодой уже Гранмар. Оберон-оружейник вставал затемно и работал иногда до поздней ночи: ковал, перековывал, точил, закалял, а уважением оружейники франков пользовались почему-то не в пример меньшим, чем в Северных землях. И все же в многочисленном воинстве норманнского герцога число воинов, у которых возникала потребность в оружейнике или кузнеце, казалось бесконечным: у одного расшаталось лезвие секиры, щиту другого требовались новые клепки, а кто-то считал, что копью его срочно необходимо новое древко.
Иногда выстраивалась очередь человек в двадцать, вытянувшись от самой кузни до жилого шатра, а иногда даже и в проход, который вел меж палаток к походным мастерским лагеря.
Случалось, на долю Скагги и Бьерна выпадали и более сложные задания. Несколько раз оруженосцы приносили от своих хольдов, которых здесь называли рыцарями, кольчужные рубахи, порванные и окровавленные. Кольчуги предстояло залатать, расширить или подогнать под нового владельца. Все это требовало немалого труда: каждое колечко приходилось встраивать в четыре других, а каждое из этих четырех — в четыре следующих.