— Вилфрид, мой дядя, думал, что, быть может, убийца его брата затерялся где-то в вашем войске, — с наигранным смущением заключил Скагги. — И когда до нас дошли вести о том, что герцогу покорился Гаутланд, дядя отправил меня на север искать этого человека. Боги были милостивы ко мне, что мы встретили вас на полдороге.

— Месть за убитого родича — доброе дело. — Герцогский оружейник, кажется, был доволен. — Однако не думай, что я до конца поверил в твою байку. — Сердце Скагги провалилось куда-то в желудок. — Как видишь, я не стал расспрашивать тебя, как удалось вам пробраться мимо отрядов йотландского короля, — хитро улыбнулся Оберон.

— Уф! — с шумом выдохнул Бьерн, когда Оберон скрылся из виду. — А я уж было подумал, что асы лишили тебя разума.

— А что было бы, если бы мне дали в руки молот и поставили к наковальне? Я ведь даже не знаю, что мне с ним делать, — резонно возразил ему Скагги.

Следующие два дня Скагги просто не находил себе места: если им не верил даже принявший их до некоторой степени под свою защиту Оберон-оружейник, то открыто расхаживать по лагерю было бы тем более опасно. А сидя в кузне, оборотного эрилия не отыщешь.

И потому, когда на третий день возле кузни не нашлось никого из прислуги, чтобы отнести в шатер герцогского кравчего починенные ножны, Скагги это показалось подарком судьбы. Оберон пребывал в тот день в добродушном расположении духа: Гикар-кравчий не просто заплатил ему за работу, что само по себе было достаточной редкостью, но прислал с ножнами целую марку серебром! поэтому легко согласился отпустить с никчемным мальчишкой еще и Бьерна, к которому испытывал искреннее расположение. Жаль только, что остальные кузнецы и подмастерья настроены были иначе.

— А на что годен этот мальчишка? — узколицый рыцарь дернул головой в сторону Скагги.

— Я умею рвать зубы, — неожиданно выпалил он.

— Посмотрим, умеешь ли ты терпеть, когда их рвут.

Скагги увидел, как Бьерн шагнул вперед, но тут же понял, что сопротивление бесполезно. Секиру Большому Кулаку пришлось припрятать в лесу, еще перед тем, как они пытались снять часового.

Но даже будь он вооружен — врагов кругом слишком много. Через минуту у него на глазах франкские мечи отрубят дану руки или ноги, быть может, даже снесут голову. И все же он бы испытывал искреннюю благодарность. Рука Бьерна скользнула к рукояти ножа у пояса.

Уловив его движение, оруженосец отскочил в сторону, выхватывая при этом из ножен меч. Положил руку на рукоять меча и приближенный Вильяльма.

— Оберон-оружейник послал нас к его милости, — снова попытал тон целителя Скагги, но толпа вокруг них уже ощетинилась сталью.