— Змей уже близко. — Озабоченно сказал один из эльфов. — Чувствуешь, как похолодало?

— Нет. Климатические изменения мне уже давным-давно до одного места. — Вздохнул я. — Но я чувствую, как дрожит земля под моими ногами, и воздух стал таким густым, что его надо пить, а не вдыхать… Это он?

— Это он. — Мягко согласился эльф. — Постарайся смотреть на Змея без страха и враждебности — в сущности, он не слишком отличается от тебя самого. Ты — одна рука судьбы, он — другая…

— А кроме нас у этой стервы имеется еще добрая тысяча рук, так что никто не уйдет без рождественских подарков! — Зло усмехнулся я.

— Так оно и есть. — Спокойно подтвердил эльф.

А потом мне стало не до разговоров: я увидел Змея, и удивился собственному равнодушию, граничащему с безумием. Может быть, дело в том, что он не был похож на настоящую гигантскую змею. Он вообще не был похож ни на что — не живое существо, не чудовище, которое можно считать своим врагом, или опасным противником, а просто бесконечно длинный толстый луч абсолютной темноты, живой, сверкающей и осязаемой. В том месте, где эта темнота казалась особенно густой и непроницаемой, находилась пасть Змея — я знал это наверняка, подобно тому, как глядя на дерево, мы сразу понимаем, где его ствол, где ветви, а где корни… Из этой, почти невидимой, пасти извергались сгустки тьмы иного рода — они были почти живыми, алчными и озабоченными поиском пищи, так что они поглощали все, с чем соприкасались: приземистые строения служебных помещений, красные киоски с кока-колой, опустевшие клетки, скамьи и цветочные клумбы исчезали у меня на глазах, как акварельные мазки, небрежно залитые черной тушью. «Вот это и есть хваленый яд Змея, — с флегматичным удовлетворением опытного исследователя подумал я, — хорош был бы Тор, если бы сунулся к нему со своим дурацким молотом!»

Птицы, все это время кружившие над моей головой, испуганно взмыли ввысь: присутствие Змея их явно нервировало, а небо его вроде бы не интересовало, по крайней мере, пока…

— Макс, вот теперь мне страшно! — Я обернулся и увидел отчаянные глаза Афины. Она нервно кусала губы — те самые, которые мне посчастливилось целовать несколько часов — целую вечность! — назад, но мое помертвевшее сердце осталось совершенно равнодушным к ее паническому страху…

— Я не справлюсь с этим, Макс! — Настойчиво сказала она.

— Ну что ж, не справишься — и не надо. — Я пожал плечами. — Тебе вовсе не обязательно оставаться здесь, Паллада. Ты можешь улететь, как эти птицы, почему бы и нет — ты всегда была одной из них, нужно только вспомнить об этом… Ты можешь стать чем угодно и уйти вместе с ветром — помнишь, я обещал тебе, что такое возможно? Он уже начал дуть, твой ветер, позволь ему унести тебя! — Я вдруг осекся, словно захлебнулся собственным монологом, а затем с моих губ сорвались какие-то чужие, непонятные мне самому слова — не то заклинания, не то последние нежные признания на неизвестном мне языке…