Светлый фон

— Жерар де Альтеньи?!

— Не знаю. Наверное, да. Я слышала, что он посол.

Пр-р-риехали! Фернан мысленно выругался… Определенно все становилось на свои места. А точнее, наоборот… запутывалось еще сильнее. Один и тот же человек вначале передает бумаги Шейру, затем разговаривает с послом об Ордене Мантикоры — и в итоге все трое умирают. Разгадка была прямо под носом, но маркиз не мог ее разглядеть.

— Лейтенант разговаривал с послом?

— Да. Он приезжал к нему в дом. Я как раз набралась смелости, чтобы войти и…

— Вот они. — Из комнаты Лукреции вышел ее брат и принес маленький ящичек.

Фернан откинул крышку и достал документы. Они были двух видов. Тонкая часть — пожелтевшие и потрескавшиеся от времени листы. Всего шесть штук. Очень мелкие, едва различимые из-за ветхости бумаги буквы. Скорее всего, именно это и есть то, что Святой Агусто списал из дневников самого Великомученика Себастьяна. Толстая часть стопки — белая и совсем новая бумага. И почерк другой — крупный и размашистый. Тут не экономили и не мельчили. В глаза бросилось огромное количество цифр.

— Что там? — с любопытством спросила Рийна.

— Не знаю, — вздохнул «василиск» и протянул жене один из листков. — На этом языке я читать не умею. Староиренийский. Точнее, староцерковный.

— Вижу. Здесь я тоже бессильна.

Собственно говоря, это был язык времен Спасителя. Выдержки из дневников Великомученика Себастьяна написаны на староцерковном. Да и эти бумаги с цифрами… Дураку понятно, что их написали недавно, но и тут использовали древний язык. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Фернан давно уже знал, что почти вся внутрицерковная переписка ведется на староиренийском. В мирской жизни его мало кто помнит, и за сохранность тайн, поведанных бумагам, можно не опасаться.

— Рийна, а Шейр знал этот язык.

— У него было достаточно времени и любознательности, чтобы выучить.

— Боюсь, что у меня этого времени нет.

Они покинули дом мастера Луиго, когда стемнело. Перед уходом, несмотря на протесты хозяина, Фернан оставил на столе тугой кошелек, а Рийна передала Лукреции перстень с изумрудом. Для девочки.

Дождь уже не падал с небес сплошной стеной и стучал по шляпе маркиза с ленивой грацией сытого тигра. Было свежо и сыро. Рийна ежилась, куталась в плащ и молчала.

— О чем ты думаешь?

Она посмотрела на него, откинула капюшон и неожиданно улыбнулась:

— О Шейре. То, что сегодня случилось, — настоящее чудо! У него есть дочь! А ведь я думала, что кузен — последний в семье шан Гарьердес. И она уцелела! Ты понимаешь, что это значит для нашего рода и клана?!