— Теперь мы отведем вас к себе, ваше высочество, — сказал высокий. — Паж поможет вам принять ванну и переодеться. Его милость будет ждать вас через час.

* * *

Несколько часов спустя, когда главное блюдо давно уже унесли безмолвные монахи-служки, Джаван, против воли, все еще оставался гостем за столом архиепископа. После он так и не смог бы вспомнить, чем их угощали, но еда свинцовым слитком легла на желудок, и помимо всего прочего, в зале было слишком натоплено. Хьюберт усадил его поближе к камину — обычно, знак уважения к гостю, но сегодня Джаван воспринял это едва ли не как издевательство.

Если верить Карлану, к утру вся спина будет в синяках, но хотя бы крови не было. Он даже похвалил искусство монахов, проводивших наказание.

— Вам повезло, ваше высочество, эти парни точно знали, что делали, — заявил паж хозяину. Он осторожно обмыл рубцы, подсушил и смазал их бальзамом. — Думаю, навряд ли у вас много опыта в таких делах… принцев ведь не порют, как пажей… но, право, выглядит не так уж скверно. Если позволите, я мог бы дать вам пару советов, как человек, с кем такое уже не раз случалось. В ближайшие пару дней носите мягкую одежду, спите на животе и садитесь на сиденья без спинки.

С первым советом было проще всего: для нынешнего вечера они сочли наиболее уместной простую черную тунику из тонкой ткани; второй он проверит нынче ночью; с третьим же Хьюберт все решил за него, предоставив принцу удобный табурет. В остальном он никоим образом не вспоминал сегодняшнее происшествие, и Джаван не знал, в курсе ли всего этого Секорим, хотя аббату, конечно же, должны были обо всем донести и те из его людей, кто был у реки, и те, кто наказывал принца. Во время ужина архиепископ с аббатом говорили лишь на самые невинные темы, а принц, вообще, почти не открывал рта.

Однако после ужина Хьюберт налил всем троим крепкого вина, и Джаван понял, что больше избегать разговора о сегодняшних событиях не удастся — и точно так же невозможно ему стало забыть о своей спине. Какой бы мягкой ни была туника, он чувствовал, как ткань липнет к коже — от пота, несомненно, но ему все время казалось, будто это кровь. Вид кроваво-красного вина в бокале, что поставил перед ним архиепископ, никоим образом не улучшил его настроения.

— Итак… — Хьюберт откинулся в кресле и оперся о подлокотники, зажав меж пальцев серебряный кубок тончайшей работы. — Почему бы вам не рассказать отцу Секориму все, что вам известно об этом Реване, и почему вы уверены, что это новое крещение, что он проповедует, не есть угроза для матери Церкви?