— Аминь, — прошептал Джаван, не дожидаясь команды архиепископа.

— Очень хорошо. Тогда я оставлю тебя ненадолго, чтобы ты мог подготовиться, — сказал ему Хьюберт. — Когда братья войдут, ты поднимешься им навстречу. Они попросят у тебя прощения, и ты ответишь согласием. Затем ты обнажишься до пояса и преклонишь колени, раскинув руки в стороны, подобно Господу нашему на кресте, о чьих страданиях ты должен помнить во время наказания. Братья эти весьма многоопытны в своем деле и точно умеют соизмерять силу удара с тем, сколько, по их мнению, ты способен выдержать без крика. Если ты все же закричишь, то за каждый раз будет добавлено по удару. Прошу, сделай так, чтобы мы обошлись без этого.

Он вышел, прежде чем Джаван успел ответить хоть что-то. От звука закрывающейся двери внутри у него все перевернулось. Но как скоро придут монахи?.. Он поднялся с колен и невольно вскрикнул — так сильна была боль в ногах. Ухватившись за поручень молитвенной скамеечки, чтобы пощадить больную ступню, он принялся растирать сперва одно колено, затем другое. Хьюберт обещал, что шрамов не останется, но вот ноги — дело другое! Боль обожгла его, когда кровообращение наконец восстановилось — и вмиг исчезла, когда кто-то негромко постучал в дверь, а затем отодвинул засов.

Перед испуганным Джаваном возникли двое монахов Custodes, причем тот, что повыше, нес ведро с двумя торчащими из него рукоятками. У обоих были подняты капюшоны, а факел горел сзади, так что принц не мог разглядеть их лиц, но догадался, что это не те же самые, что привели его сюда. Когда монах поставил ведро на пол, он ощутил резкий запах уксуса. Оба опустились на колени.

— Просим простить нас, ваше высочество, за то, что нам придется совершить, во имя спасения вашей души, — промолвил тот, что пониже ростом.

Джаван кивнул и, запинаясь, отозвался:

— Я… охотно прощаю вас.

Ему, однако, не удалось самому ослабить завязки на шее, и высокий монах пришел ему на помощь. Верхняя часть одеяния, скрепленного на поясе веревкой, мягкими складками упала вниз, обнажая торс.

— Приподнимите подол рясы, когда встанете на колени, ваше высочество, посоветовал один из монахов вполголоса, подводя его к молитвенной скамеечке перед фреской с Христом. — Чем хуже будет ногам, тем легче не думать о спине.

Удивленный, Джаван повиновался и, морщась от боли, опустился на резную деревяшку, — но это хотя бы была привычная боль. Запах уксуса стал острее, когда монахи вытащили плети из ведра, и его тут же затошнило.