Вот это и напугало Мальпаса. Казалось — хотя это наверняка было лишь совпадение, — что кто-то читает его мысли, предугадывает его движения.

Мальпас закрыл дверь и, слегка подумав, решил закрыть свой мозг для этой смехотворной ситуации, выбросить из головы всякие размышления о том, кто бы это мог быть.

Перестань думать о нем, и он тебя… не унюхает.

В этом-то и крылась суть беспокойства Мальпаса. Его не отпускало ощущение, что за ним идет тихая, необъявленная охота. И что скоро его загонят в угол. Причем он сам выдал себя преследователям. Они выследили его и подкрались совсем близко.

Он торопливо оделся и пошел к столу. Обыденность знакомого дела наполнила его спокойствием и уверенностью. Работа выгонит страх из его тела, по крайней мере на время. Как и раньше, он распластал по столу птицу, вырвав ее окостеневшие крылья из ревнивых объятий ригор мортис, и протянул руку за скальпелем. Стоило ему отвести от трупика взгляд, как тут же раздался тихий и хриплый, исполненный ненависти голос:

— Не тронь меня. Не режь меня.

Мальпас даже не поглядел на ворону. Отложив свои инструменты и выпрямив спину, он встал. Смахнул со щеки слезу и пошел в темную прихожую, где накинул плащ. Помедлил у двери, но в комнате все было тихо.

Он мог бы решить, что ему показалось, но голос засел в его ушах, как грязь под ногтями, — не выскрести. Он открыл дверь, и закутанная во тьму фигура сбросила с головы капюшон со всем, что копошилось под ним, и явила ему истлевающую пасть, которой суждено глотать и пережевывать его целую вечность…

Если бы. Смерть вдруг представилась ему желанным избавлением от его утомительной жизни.

Он закрыл за собой дверь, подумав, не стоило ли распахнуть окно, чтобы птица нашла дорогу домой, и зашлепал вслед недавнему посетителю, вниз по лестнице, на улицу, которую уже заволакивал наползающий со стороны канала туман, так что свет фонарей дробился во влажном воздухе.

Он шел два часа, избегая автобусов, желая отдалить неминучую беду. Наконец он добрался до пустынной ночной промзоны. Ни машин, ни людей, лишь километры цемента, стали и стекла. Экзотические сорные травы — днем они совсем не бросались в глаза — дрогли на растрескавшемся бетоне двора, словно таинственные пришельцы, выходцы из страны фей. Несмотря на страх, а может, и благодаря ему, серые, невзрачные растеньица оказались вдруг прекрасными.

Он постоял, остывая после своей марафонской прогулки и уже начиная замерзать, но еще не в силах оторвать взгляда от завитков, шпилей и канелюров, которыми вскипал каждый ядовито-зеленый уступ их хрупких стеблей. В этом кипении был свой ритм, как и везде в природе, подумалось ему. Ритм как отпечатки пальцев, оставленные на всем. Шифр, который не по зубам ни одному, даже самому талантливому, дешифровщику.