— …или упала полка с книгами. Ты ведь их перегружаешь.

Грилиш согласился, или, по крайней мере, сделал вид, что согласен с предположением. И сказал глубоко серьезным тоном, который показался Мальпасу странным:

— В этой старой книжной лавке полно слов, которые лучше бы никогда не вытаскивать на свет божий.

— Нам надо поговорить, — сказал Мальпас. — Ты не можешь просто так взять и отпустить меня.

— Отпустить тебя, — откликнулся Грилиш еле слышно, как будто его легкие перестали выталкивать воздух, и слова падали, едва успев сорваться с губ. Он добавил еще что-то, но его более старый собеседник не разобрал, что именно. «Если бы это было так просто», что ли?

— Я не могу, я не буду говорить сейчас, — сказал Грилиш. Он угрюмо смотрел на старый, давно зарубцевавшийся шрам на ладони Мальпаса и не мог оторвать от него глаз, словно зачарованный. — Может быть, позже. Да, позже. Приходи сегодня вечером, после закрытия, часов в семь. Сходим куда-нибудь выпить.

Он сжал и встряхнул руку Мальпаса так, словно хотел ее оторвать; потом Мальпас даже обнаружил следы ногтей Грилиша на своей ладони. Но теперь говорить было больше не о чем; лицо Грилиша стало похоже на закрытую дверь, глаза были прикованы к прилавку, руки непрестанно двигались, дрожа, словно у виолончелиста, когда тот дает вибрато на той или иной ноте. Оказавшись снаружи, Мальпас обернулся и стал всматриваться в окно второго этажа, надеясь при слабом солнечном свете разглядеть покосившуюся полку или голубя, бьющегося изнутри в стекло в поисках выхода.

На мгновение ему показалось, будто он видит тень, но он тут же заметил, что это вполне могла быть тень от облака, на миг закрывшего солнце.

Шагая к автобусной остановке, он ощупывал пальцами шуршащую банкноту у себя в кармане. Где ему теперь брать деньги на жизнь? Он покачал головой; нет, придется все же заставить Грилиша пересмотреть свое решение. Всю дорогу домой он только об этом и думал, и, Подойдя к вестибюлю своего дома, испытал настоящий шок. Там, у самой двери, лежала дохлая ворона. Впечатление было такое, словно ее привлекла туда свирепая сосредоточенность его мыслей.

Он засмеялся сухим бумажным смехом. Обтер губы и нагнулся над трупиком. Шрам на его ладони завибрировал, как бывало всегда, когда он оказывался в непосредственной близости от мертвой птицы: психосоматическое явление, наверное, что-то вроде симпатического тика.

Тельце было целым, не подпорченным, не деформированным. Птица словно просила его воскресить ее, вернуть ей былую грозную мощь. Мальпас торопливо поднял ее и сунул в карман плаща. В эту работу он вложит всего себя. Он покажет Грилишу, что таким мастерством, как у него, не бросаются. Где еще его клиенты найдут такую искусную работу? Он даст ему шанс.