– А вот тут ты попал в точку, Василий, – прервал его Михаил, – я был в огромном количестве закрытых вселенных, и видел, как многие из них прекрасны и удивительны, как завораживающе их великолепие. Миры, абсолютно не похожие на что-либо, существующее в мире нашем! Но попадались и такие, где сама атмосфера губительна и чужда живому существу. Где царит разрушительный, утопический хаос, где душу гнетёт и отчуждает от всего светлого. Мрак и холод, пустота и безысходность. И боль, настоящая, воплотившаяся в реальность боль. Но, я думаю, в этом может быть и наша вина, ведь мы не даём им взрасти… развиться?

– Не знаю, – ответил Василий. – Ещё неизвестно, что вырастет из такой вселенной. Впрочем, это личный выбор каждого. Если в мире существует столько насилия, значит, кому-то оно необходимо. Ты знаешь, – он вдруг повернулся к своему ангелу, – теперь я ясно чувствую свою вселенную. Она там! И я не желаю больше иметь ничего общего с этим миром…

С этими словами Василий повернулся к стене и вдруг, воспарив, полетел к ней. У него не выросли крылья, он не превратился в какое-то иное существо, он просто и легко начал скользить по воздуху, как осенний листок, подгоняемый ветром.

Приблизившись к сотам с мерцающими в них кирпичами сознаний, он устремился ввысь. Могло показаться, что его плавно тянут вверх невидимые тросы, но лёгкость, с которой он летел, отметала эту версию.

– Это делает он сам? – удивилась Анастейд, обращаясь к Дриммейну.

– Сам. Я ничем не помогаю ему.

– Невероятно!

– А как же я? – опешил «Samsung», видя, как удаляется хозяин. Но ему никто не ответил. Тогда он сквозь хлопья снега покатился к стене, гудя и роняя внутри себя продукты и бутылки.

Грохот, с которым холодильник мчался к величественному сооружению, остановил Василия. Он обернулся и вытянул руку, приглашая друга за собой. И в этот самый миг «Samsung», словно попав вдруг в невесомость, оторвался от земли и поплыл вслед за своим создателем.

Лисичкина, которая давно находилась в объятиях Загробулько, восторженно ахнула, наблюдая одним глазом чудесную картину. Вторым она созерцала переносицу майора, с которым самозабвенно целовалась уже десять с лишним минут, пока все вели беседу вселенского значения. Сам майор Загробулько и думать забыл о том, где находится, кто такие все собравшиеся и кто такой он сам. Он был счастлив. Недавно он воскрес, а теперь плыл в океане безумной любви. Захлёбывался его водами. Качался на лазурных волнах. Гиб! Он тонул в нём с головой, как тот трёхмачтовый фрегат, пробитый им же, навечно, без надежды на спасение.