И тут сквозь безумный рев бури послышался треск дерева! «Сьюзан Энн» раскололась надвое и повисла на рифе. Главная палуба вздыбилась, переломилась! Сватлова, Мактига, Пен и меня бросило к борту, но леди Фитц продолжала стоять неподвижно, и по-прежнему с ее рук свисали драгоценные цепи.

Бенсон увидел их, мигнул и выпустил колесо.

Леди Фитц легко ударила его цепями, потом скользнула по наклонной палубе к Мактигу, ударила и его и отступила.

На нас обрушился новый поток, высоко поднял «Сьюзан Энн» и вогнал в нее острие рифа. Мы покатились к колесу — но его не было! Только быстро растворяющиеся обломки, словно кристаллы черного льда, которые унесла вода.

Я схватил Пен и побрел к трапу, ожидая, что остальные последуют за мной. Она споткнулась, я поддержал ее и понес по изломанной палубе. Катер прилип к борту «Сьюзан Энн», Маккензи сталкивал в него ослепших, Дебора сопротивлялась Хендерсону, который хотел и ее сбросить — я думаю, не из страха, а из-за того, что ей не понравились его слишком фамильярные прикосновения. Добродетельна до конца!

Ветер ударил меня об обломок мачты. Я оглянулся. Остальные не последовали за мной! Леди Фитц, во власти чар Бенсона, все еще воображала себя духом бури, смотрела на север, высоко подняв руки — призывая. Мактиг, тоже игрушка Бенсона, стоял рядом с ней, восторженный и ожидающий. Он видел драгоценности! Проклятие снято! Рафферти свободен и возвращается к Бриджит… но и Мактиг уходил с ним!

Я подумал, что Бенсон пойдет за нами, но женщина схватила его за руку. Он заколебался, потом остался на месте. Может, чувствовал ответственность за леди Фитц и Мактига? Или в этот момент верил в историю, им самим сфабрикованную?

Лицо его — лицо Большого Джима. Капитан покинул его — капитан, единственный смысл его жизни. Возможно, как Мактиг последует за Рафферти, так и Джим уйдет за капитаном…

Я застонал. Только Сватлов бежал к нам по залитой водой палубе. Я передал Пен Джонсону и побежал назад по наклонным скользким доскам. Но Сватлов не принял моей протянутой руки и не прыгнул через пролом. Он сунул мне свои бумаги, что-то крикнул, кивнул, улыбнулся — и повернул назад!

Один за другим листки вырывались из рук, как ноты из горла певца, и улетали на север, подобно большим бабочкам.

Пен стояла рядом со мной, лихорадочно тормошила меня, показывала на отца. Любовь и верность заставляли ее пытаться спасти его. Она перепрыгнула через расширяющуюся щель. Я последовал бы за ней — не из желания покончить с собой, а чтобы вернуть ее назад, к безопасности. Пригнулся, собираясь прыгнуть, и — не смог!