Я ударился о ветер, как о стеклянную стену, и был отброшен назад. Пен умоляюще протянула ко мне руки. Я видел, как леди Фитц холодно улыбнулась и покачала головой. Ее длинные белые пальцы погрозили мне — это были заостренные женские пальцы с исчезнувшего колеса!
И сквозь треск раскалывающихся балок ветер донес слова леди Фитц:
— Ты не веришь! Ты не можешь пройти! Экстаз не для тебя! И к Пен:
— Иди к своему возлюбленному, дитя, иди, пока это еще возможно!
Пен закричала:
— Отец! Отец!
Но тут «Сьюзан Энн» в последний раз поднялась, тут же обе половины ее разошлись и грот-мачта обрушилась. И не осталось ничего, кроме холодной воды в глазах и во рту и яростных рывков. Море трепало меня, как терьер крысу.
Я ухватился за поручень. Кормовая часть «Сьюзан Энн» отошла на несколько ярдов и была далека, как звезды. На ней я видел трех мужчин и, двух женщин; они стояли неподвижно, как изваяния. Они были нереальны, словно статуэтки, вырезанные из дерева. Мне показалось, что, несмотря на расстояние, я слышу голос Пен: «Росс… любимый! Однажды… ты узнаешь… и найдешь меня…»
Хендерсон тащил меня к ожидавшему катеру. Я сопротивлялся, и он ударил меня. Удара я не почувствовал, но колени мои подогнулись. Носовая часть «Сьюзан Энн» медленно погружалась. Корма легко, как мыльный пузырь, уплывала на волнах. Я видел ее в темноте благодаря зеленому свечению платья леди Фитц.
Потом мы оказались на катере. Нос «Сьюзан Энн» приподнялся, словно приветствуя нас, и скрылся под водой. Нас потянуло вниз, но тут обрушилась еще одна большая волна и заполнила воронку. Потом потащила нас к куполу острова Рафферти.
Путь нам преградил коралловый уступ, плоский, как вершина большого айсберга. Но он обрушился прежде, чем мы ударились о него. Рифы ломались, огромные куски падали на скалы, высекая искры, разлетаясь на обломки. Я вспомнил про слабое основание острова.
Остров покачнулся и осел, как заходящее солнце, навсегда уходя под поверхность моря. Он раскололся там, где его разрезал фиорд, половинки, распались, как разрезанный арбуз, и волна от этого погружения отбросила нас назад.
От острова Рафферти и его белого племени — то ли потомков Педро, то ли слабоумных детей выживших жертв кораблекрушения — не осталось и следа! Остров прекратил свое существование!
Немыслимо было, чтобы гичка удержалась на плаву, но мне показалось, что я вижу ее, вижу пронзившие ее копья пальмовых стволов.
Крошечная каюта катера была залита водой, Дебора и слепые отчаянно барахтались в ней, махали руками, словно взбивая какой-то дьявольский коктейль. Меня отбросило к борту.