Де Керадель поднял булаву и закричал. Они закричали в ответ и ринулись вперед, они падали ниц перед нами, ползли к нам, целовали мне ноги, и ноги де Кераделя, и тонкие ножки Дахут, обутые в сандалии. Де Керадель принялся петь на древнем языке, его низкий голос вибрировал. Дахут присоединилась к нему, а затем и из моего собственного горла полились звуки языка, которого я не знал. Мужчины и женщины поднялись на колени и присоединились к песнопению. Затем они встали на ноги, покачиваясь в такт ритму. Я смотрел на них. Их лица были изможденными и старыми. Одеяние их походило на одежды, которые носили в древнем Карнаке, но это были не лица карнакцев. В их груди, у сердца, светился огонек, но у очень многих этот огонек был тускл, он мерцал, готовый угаснуть. Только у детей он пылал ярко и ровно.

— Тут слишком много старых духом, — произнес я. — В них тускла искра жизни. Эссенция жизни, питающая пламенеющий в них огонь, иссякла. Нам нужны молодые жертвы — те, в ком это пламя горит ярко.

— Но имеет ли это значение — ведь жизнь все равно пожирается? — спросил де Керадель.

— Это важно! — раздраженно ответил я. — Нам нужны молодые. А не те, чья кровь стара.

Он впервые обратил на меня свой взгляд с тех пор, как я отказался поднять булаву. В его светящихся глазах я увидел задумчивость, и удовлетворение, и одобрение. Он взглянул на Дахут, и та кивнула, пробормотав:

— Я права, отец. Он с нами, но… терпение.

— Молодые будут — позже. Столько, сколько потребуется. Но пока придется иметь дело с тем, что у нас есть.

Дахут дотронулась до моей руки и указала на проход в дальнем конце помещения. Там, над ступенями лестницы, была еще одна дверь.

— Время идет. Нужно иметь дело с тем, что у нас есть сейчас.

Де Керадель возобновил пение. Мы двинулись вперед среди этих поющих мужчин и женщин. Слуги с факелами следовали за нами, за ними же маршировали поющие жертвы. Мы поднялись по ступеням, дверь распахнулась, и мы вышли на свежий воздух.

Де Керадель пел все громче, словно бросая вызов кому-то. Небо затянули тучи, клубился туман. Мы прошли по широкой лужайке и ступили под сень высоких дубов. Листва шелестела, шептала, ветки подрагивали, листья словно впитывали эту песню, вбирали ее в себя. Де Керадель поднял булаву и отсалютовал им.

На мгновение прошлое и будущее, все времена вихрем закружили вокруг меня. Я прекратил петь.

— Карнак… — приглушенно прошептал я. — Но это невозможно! Карнак был тогда… а мы сейчас!

Дахут обняла меня за плечи, прижалась ко мне с поцелуем.

— Нет никакого «тогда» и нет «сейчас» для нас, возлюбленный мой. А ты — один из нас.