Он отошел и уселся на место надсмотрщика. Кентон, повинуясь, перевернулся, будто во сне, положил руку на скамью, а голову на руку.
— Волк, — сказал внезапно Гиги, — есть ли куст, зовущийся чилкор, в том месте, откуда ты родом?
Кентон уставился на него, обескураженный этим вопросом. Но у Гиги, видимо, была причина задать его. Слышал ли он о таком? Кентон порылся в памяти.
— Его листья примерно такого размера. — Гиги расставил пальцы дюйма на три. — Он растет только на краю пустыни, и он очень редок — к сожалению. Подумай — быть может, тебе он известен под другим названием. Возможно, вот что просветит тебя: ты собираешь бутоны как раз перед тем, как они должны раскрыться. Затем ты смешиваешь их с сезамовым маслом, медом и добавляешь немного жженой слоновой кости, а потом размазываешь эту смесь по голове. И потом ты трешь, и трешь, и трешь… Вот так и вот так… — показал он на своей сияющей лысине. — И после этого начинают расти волосы, как зерно под весенними дождями, они растут, и вскоре твоя нагота прикрыта. И уже свет не отскакивает в ужасе от твоей макушки, а играет в твоих новых волосах. И человек, что был лыс, вновь прекрасен в глазах женщины. Во имя Танниты[63], дарующей блага! — кричал Гиги восторженно. — Эта мазь заставляет волосы расти! И как! Она вырастит их даже на дыне! Да, даже на этих пустошах волосы будут расти, точно трава. Уверен ли ты, что не слыхал о нем?
Ошарашенный, Кентон покачал головой.
— Что ж, — сказал Гиги с печалью в голосе. — Бутоны чилкора способны на это. И вот почему я ищу их. — Он тяжело вздохнул. — Желая вновь быть прекрасным в глазах женщин.
Он вздохнул снова. Затем рукоятью хлыста ткнул в спину каждого спящего раба, включая Сигурда.
— Да, — пробормотал он. — Да, они спят. — Его черные глаза моргнули, а лягушачий рот расплылся в ухмылке. — Ты думаешь, — сказал Гиги, — отчего я толкую о таких глупых вещах, как кусты и лысины, пока ты лежишь в оковах? Что ж, Волк, эти вещи совсем не глупы. Они и привели меня сюда. И если бы я не был здесь, осталась бы у тебя надежда на свободу, как думаешь? Ах, нет, — продолжал Гиги. — Жизнь — это серьезно. Значит, все в ней должно быть серьезным. И, значит, никакая часть ее не может быть глупой. Давай отдохнем немного, Волк, пока ты осмысляешь эту великую истину.
И снова он ткнул в спины спящих рабов одного за другим.
— Что ж, Волк, — продолжил Гиги, — теперь я скажу тебе, как я попал на этот корабль из-за чилкора, его свойств и из-за моей лысины. И ты поймешь, как причудливы повороты судьбы. Волк, когда я был ребенком в Ниневии, девы находили меня необычайно красивым. «Гиги! — кричали они, стоило мне пройти мимо них. — Гиги, милый малыш, дорогой малыш! Поцелуй меня, Гиги!»