— Смерть! — Царь весело подмигнул. — Знай, что смерть — величайший из даров. Единственное, чего боги не могут нас лишить. Единственное, что сильнее непостоянства богов. Единственное, что принадлежит только человеку. Выше богов, вне воли богов, сильнее богов — ибо даже богам наступит срок умирать! Ах! — вздохнул царь, и на мгновение все его веселье как ветром сдуло. — Ах! В Халдее, когда я там жил, был поэт — человек, который знал смерть и знал, как слагать о ней стихи. Его звали Малдрона. Здесь никто о нем не слышал. — Затем он мягко добавил: — Пусть зависть снедает тех, кто жив, к тем, чей срок наступает, ну а тех — к нерожденным на свет!

Кентон слушал. Эти странные слова уняли его гнев. Он тоже знал Малдрону из древнего Ура, он читал то самое стихотворение, которое цитировал царь, когда изучал глиняные таблички, раскопанные Хайльпрехтом в песках Ниневии, — в другой жизни, сейчас уже наполовину забытой. Невольно он заговорил, вспомнив начало последнего мрачного станса:

— Было, не было — все едино, нарисована жизни картина…

— Что? — вскричал царь. — Ты знаешь Малдрону! Ты… — Снова превратившись в короля Коля Старого, он затрясся от смеха. — Продолжай! — повелел он.

Кентон тоже рассмеялся, глядя прямо в моргающие глаза царя, и, пока Владыка Двух Смертей убивал время при помощи кубка и графина, он прочел строфу, написанную в мерном ритме похоронного марша:

Царь долго сидел молча. Наконец он встал, поднял графин и кивнул одной из девушек.

— Он пьет со мной! — провозгласил царь, указав на Кентона.

Лучники расступились, позволяя пройти чашнице. Она остановилась перед Кентоном, поднесла графин к его губам. Он сделал большой глоток, поднял голову и благодарно кивнул.

— Кланет, — сказал царь, — человек, который знает Малдрону Урского, не может быть рабом.

— Господин, — упрямо ответил черный жрец, — меж тем этот человек — мой раб.

Правитель Эмактилы снова замолк, отпивая то из кубка, то из графина, переводя взгляд с Кентона на Кланета.

— Подойди, — приказал он, указывая на Кентона и на место рядом с китайцем.

— Господин! — произнес Кланет уже неуверенно, но все еще упрямо. — Мой раб останется рядом со мной.

— Так ли это? — рассмеялся царь. — Язва на теле гнуса! Так ли это?

По залу пронесся скрип натягиваемых луков.

— Господин, — вздохнул Кланет, склонив голову, — он подойдет к тебе.

Шагнув вперед, Кентон увидел, как черный жрец скрежещет зубами, услышал его тяжелое дыхание, как у человека после долгого бега. Ухмыляясь, Кентон прошел мимо расступившихся лучников и остановился перед царем.