— Она поклоняется сама себе, Шаламу! — насмешливо возразила танцовщица.

— Она поклоняется Белу, — упрямо ответил жрец.

Нарада подошла ближе, коснувшись его дрожащими, жаждущими руками.

— Поклоняются ли богу женщины, Шаламу? — спросила она. — Ах, нет! Я женщина — я знаю. Эта жрица принадлежит богу, не мужчине. Слишком она дорожит собой, слишком высоко себя ценит, чтобы отдаться мужчине. Она любит себя. Она поклоняется себе. Она преклонится пред собой, как пред женщиной бога. Женщины делают мужчин богами и лишь тогда любят их. Но ни одна женщина не любит бога, который не был сотворен ею, Шаламу!

— Но… я поклонялся ей, — угрюмо сказал жрец.

— Так же, как и она поклонялась себе! — воскликнула танцовщица. — Шаламу, жаждет ли она дарить радость Белу? Нашему владыке Белу, чья жена — Иштар? Можем ли мы дарить радость богам, которые владеют всем? Лотос цветет под лучами солнца, но делает ли он это, чтобы подарить солнцу радость? Нет! Чтобы подарить радость себе. Так и эта жрица! Я женщина, я знаю.

Ее руки лежали на его плечах. Он взял их в свои.

— Почему ты говоришь мне это?

— Шаламу! — пробормотала она. — Посмотри мне в глаза. Посмотри на мои губы, на мою грудь. Как и жрица, я принадлежу богу, но отдаю себя тебе, любимый!

— Да, ты прекрасна, — томно ответил он.

Танцовщица обвила шею жреца руками, приблизив губы к его губам.

— Люблю ли я бога? — прошептала она. — Когда я танцую, для того ли это, чтобы усладить глаза его? Для тебя я танцую, любимый. Ради тебя я готова навлечь гнев Бела… — Она нежно склонила его голову к себе на грудь. — Разве я не красива? Разве я не красивее, чем жрица, которая отдала себя Белу, которая поклоняется себе и никогда не отдастся тебе? Разве не сладок мой аромат? Ни один бог не владеет мною, любимый!

И вновь, как во сне, ответил жрец:

— Да, ты очень красива.

— Я люблю тебя, Шаламу!

Он оттолкнул танцовщицу.

— Ее глаза подобны озерам мира в долине забвенья. Когда она проходит мимо, я слышу хлопанье голубей Иштар над головой, и каждый ее шаг отзывается в моем сердце!

Нарада отпрянула, ее алые губы побледнели, брови угрожающе нахмурились.

— Жрица?

— Жрица, — ответил он. — Ее волосы подобны вуали, что укрывает солнце на закате. Колыхания ее одежд обжигают меня, как ветер полудня в пустыне обжигает ладони. Они бросают меня в холод, как ветер полуночи в пустыне холодит ладонь.