Группы деревьев попадались все реже. Харматанцы оставили пленников под жалкой тенью колких кустов с серо-зеленой листвой и поднялись на холм, что-то высматривая. Моран лежала щекой на песке, связанная вдоль и поперек, не двигаясь и не открывая глаз. Она вообще-то дышит? Лу наклонился ниже, закрыв лицо девушки от солнца своей тенью. Вид у пери был плачевный: расцарапанные руки и шея, разбитое лицо, песок в спутанных волосах. Красавчик набрался смелости и начал разговор, не уверенный, что она его слышит:

— Мы в Харматане, моя пери, а ты достала псов Хармы до самой печени. Пора быть благоразумнее, иначе они плюнут на деньги и прирежут тебя.

Лу немного помолчал, дожидаясь хоть какого-нибудь знака с ее стороны.

— Я поступил нехорошо, но убивать-то я тебя не хотел!

Веки Амаранты дрогнули, но остались закрытыми. Значит, жива. Красавчик примирительно заключил:

— Нам стоит держаться вместе, звезда моя. И помогать друг другу. Ты согласна?

На холме вдали показались всадники. Торговцы контрабандой, попутно выручив деньги еще и за живой товар, спешили от него избавиться, передав по цепочке далее. Прежде чем получить клеймо раба на левую щеку, пленникам предстояло пройти долгий путь через жаркие, бедные водой земли, добраться до невольничьего рынка одного из халифатов и быть купленными. Жители пустыни рабов не держали, но захватом пленных и работорговлей не брезговали.

Красавчик не понимал и четверти того, о чем переговаривались торговцы с высоким худым кочевником, замотанным в красные тряпки до самых глаз, — нелюдь плохо знал харматанский, а диалекты дикарей — еще меньше. Кочевник по имени Фарсид был очень недоволен.

Лу пнули, требуя встать. Харматанец осмотрел его, пощупав плечи и заглянув в зубы. Заметив сломанный клык, кочевник недовольно поморщился и предложил свою цену. Опустившись на колено перед Моран, он перевернул ее на спину и начал орать по-своему, указывая на веревки и следы побоев. Красавчик понял, что девушку Фарсид покупать отказывается. Торговцы горячились и спорили, указывая пальцами то на нее, то в сторону Эрендола, но кочевник отрицательно покачал головой и поднялся. Помянув Харму, один из контрабандистов вытащил нож.

— Эта эльфийка из клана эрендольских девственниц-воительниц! — сказал Лу, отчаянно надеясь, что эймарский язык кочевнику знаком.

— Человек! — возразил Фарсид.

— Нет-нет. Не совсем! Ее… — Красавчик на мгновение задумался, кто из родителей для харматанцев важнее, — ее отец — важный эльф из столицы. Из Эвенберга. Это такой город. В Эрендоле. У нее благородная голубая кровь! Посмотри на дорогие украшения.