Калиша провела большим пальцем по губам и взглянула на потолок.
Ники приставил к голове пистолет из пальцев и «застрелился». Это заставило остальных улыбнуться. Завтра всё будет по-другому, Калиша знала это. Никаких улыбок. После завтрашнего просмотра на экране появится доктор Хендрикс с зажжённым бенгальским огнём, и гудение перерастёт в рёв белого шума. Рычаги будут нажаты. Наступит период неизвестной продолжительности, одновременно величественный и ужасающий, когда их головная боль будет полностью изгнана. Вместо пятнадцати-двадцати минут у них будет шесть-восемь часов благословенного облегчения. И где-то Пол Уэстин из Дирфилда, штат Индиана, сделает что-то, что изменит его жизнь или закончит её. Для детей в Задней Половине жизнь продолжится… если можно назвать это жизнью. Головная боль будет возвращаться. И каждый раз всё сильнее. Пока вместо того, чтобы просто ощущать гул, они не станут его частью. Не превратятся в…
Это был Эйвери. Никто больше не мог проецировать мысли с такой необъятной силой. Он будто жил в её голове.
— Они видят, — прошептала Калиша; в яблочко — это и была недостающая деталь. Она прижала ладони ко лбу, но не потому, что головная боль вернулась, а потому, что это было настолько очевидно. Она схватила Эйвери за щуплое костлявое плечо.
Ники взял Калишу за плечи и прошептал ей в ухо; прикосновение его губ заставило её вздрогнуть.
— О чём вы говорите? Они лишились рассудка. И скоро лишимся мы.
Эйвери:
— Свечи, — прошептала Калиша. — Свечи зажигания.
Эйвери кивнул: