— Молодец!
И наступила совершеннейшая темнота, которую вдруг нарушил приглушенный, но при этом привычно — вкрадчивый голос Шлюндта.
— Не следует так переживать, любезнейшая Марина Леонидовна, — ворковал он. — С Валерием все в порядке. Просто — жара, эмоции, избыток кофеина, определенная усталость…
Марина Леонидовна? Да нет! Не может быть…
Я открыл глаза и понял, что нахожусь в больничной палате, но не в той, где обитал несчастный безумец, а в другой, обычной, без мягких стен и с окнами. За которыми, кстати, стояли сумерки, да и в палате было темно, единственная полоска света падала из — за чуть приоткрытой двери.
Это сколько же я без сознания был?
— Валерий всегда был спортивным мальчиком, за ним подобного сроду не водилось. — Да, это была моя мама. Вопрос — как она тут оказалась? — Петр Францевич, скажите мне честно — это наркотики?
О боже, опять началось! У моих родителей было два пунктика. Мама боялась того, что я подсяду на иглу, отец опасался того, что я выберу неверную дорогу в половых пристрастиях. Причем и та, и другой переживали абсолютно безосновательно. И если отец со временем угомонился, то мама, видимо, никогда не успокоится.
— Марина Леонидовна, хорошая моя, не переживайте. — К разговору подключился Вагнер, который, судя по всему, тоже стоял за дверями той палаты, в которой я лежал. — Мы первым делом взяли у мальчика кровь на анализ, в том числе проверили и на запрещенные препараты, у нас такой регламент. Он абсолютно чист. Вообще анализ отличный, вот, посмотрите сами. Лейкоциты в норме, сахар тоже…
— Но обморок? — упорствовала мама. — Да еще такой длительный! И потом, Карл Августович, вот эта «определенная усталость». Вы что имели в виду?
— Видите ли… — Шлюндт сделал паузу, и я весьма явственно представил, какое именно выражение лица у него появилось в данный момент. Опять он что — то задумал. — Это не мое дело, причем совершенно, но… Как я сказал вам ранее, мы с Валерием в определенном роде коллеги, если точнее, я консультирую его по некоторым рабочим моментам. Архивисты и антиквары — это две стороны одной монеты, мы служим прошлому. Так вот, я настолько застрял в этом прошлом, что полностью лишил себя будущего. Нет у меня ни жены, ни детей, ни, само собой, внуков. И я, признаюсь, очень привязался к вашему сыну. По — стариковски привязался, без каких — либо иных моментов. Надеюсь, вы понимаете, о чем я?
— Ну конечно же, господи, — подтвердила мама. — И все же — что вы имели в виду?
— Марина Леонидовна, это не мои тайны, это слишком личное, — уклончиво ответил этот хитрец. — Может, лучше вы сами поговорите с мальчиком, когда он проснется?