— А что еще могло быть? — оживился я.

— Например, кулон в виде замка, — отозвался мадьяр. — Впрочем, иногда его вешали и на шею. Он свидетельствовал о том, что его владелица хранит верность мужу или же любовнику, потому не стремится заводить новые связи. Подобное украшение вошло в моду в начале восемнадцатого века, немецкие мастера постарались. Чуть позже они стали делать к замку ключики, которые его открывали, тем самым превратив его в медальон. Причем иногда эти предметы вступали в определенные сочетания с «мушками», создавая совсем уж причудливые послания окружающим. Это, мой друг, был самый настоящий тайный язык, доступный только посвященным.

— Хорошо. — Я потер ладони. — Такой вопрос — а что мог подарить девушке юноша? Ну из подобных предметов?

— Подвеску, — уверенно заявил Ласло. — Знак любви и верности. Если он был богат, то, возможно, в виде сплетенных инициалов — его и избранницы, если не слишком — то попроще, но непременно с тремя камнями разных цветов. Это должно было сказать окружающим, что сердце данной прелестницы несвободно. Ну а если та меняла свое решение в отношении юноши, то можно было избежать ненужных объяснений, просто вернув подвеску дарителю. Да и мужья частенько дарили подвески женам, как бы говоря им, что их страсть не угасла. Ну хотя бы формально.

— Подвеска? Это как в «Трех мушкетерах»?

— Да — да, — подтвердил Ласло. — Людовик не любил Анну Австрийскую, но приличия ради подарил ей подвески, говоря о том, что чувства есть, и они сильны. А та, в свою очередь, передала их Бекингему, причем как что?

— Как дар любви, — усмехнулся я. — Вроде, в тексте их так и называют.

— Именно. — Мадьяр чуть прибавил скорости, ибо дорога с нашей стороны была почти пустая. — После чего король сильно и обоснованно разозлился, заподозрив, что его подарок был передан другому мужчине. Причем не какое — нибудь кольцо или колье, а именно подвески. Замечу отдельно — очень дорогие подвески. Двенадцать алмазов — это серьезно. За такую побрякушку в те времена где — нибудь в Руссильоне можно было прикупить поместье, землю и виноградники в придачу. Про Гасконь с ее многочисленными полуразрушенными замками я и не говорю.

Подвеска. А что, очень может быть. Почему нет? Теперь бы еще понять, кем была эта «SC», да получше рассмотреть предмет.

Настроение поднялось, а после того, как мы перекусили в придорожном кафе, том, о котором мне говорил Ласло, стало вовсе замечательным.

Остаток дороги пролетел незаметно, и я даже удивился в тот момент, когда увидел из окна машины озеро Сенеж, красиво бликующее под солнцем.