Уэйн улыбнулся при мысли об этом, о том, как ручной олень терпеливо стоит на месте, пока он водит по нему валиком, покрывая его красной краской, яркой, как леденцовое яблоко. Он провел языком по своим колючим новым зубам, обдумывая разные возможности. Решил, что когда доберется в Страну Рождества, то просверлит в своих старых зубах отверстия, проденет через них нитку и будет носить их как ожерелье.

Мэнкс наклонился к бардачку, открыл его и вытащил телефон Уэйна. Он все утро то доставал его, то убирал. Звонил он, Уэйн это знал, Бингу Партриджу, не получая ответа. Сообщений мистер Мэнкс ни разу не оставлял.

Уэйн выглянул в окно. Из лавки фейерверков выходил мужчина с сумкой в руке. Он держал за руку девочку-блондинку, шедшую вприпрыжку рядом с ним. Забавно было бы раскрасить девочку ярко-красной краской. Снять с нее одежду, придавить к земле и раскрасить ее извивающееся тугое тельце. Окрасить ее целиком. Чтобы правильно ее окрасить, пришлось бы сбрить с нее все волосы. Уэйн прикидывал, что можно сделать с полным пакетом светлых волос. Непременно должно быть что-то забавное, что можно было бы из них сделать.

— Господи, Бинг, — сказал мистер Мэнкс. — Где ты был? — Он открыл дверцу, выбрался из машины и стоял на парковке.

Девочка и ее отец уселись в свой пикап, и грузовик покатил задним ходом по гравию. Уэйн помахал рукой. Девочка увидела его и помахала в ответ. Ничего себе, какие у нее классные волосы. Изо всех этих гладких золотых волос можно было бы сделать веревку длиной в четыре фута. Можно было бы сделать шелковистую золотую петлю и повесить ее на ней. Небывалая мысль! Уэйн задумался, был ли кто-нибудь когда-нибудь повешен на собственных волосах.

Мэнкс какое-то время провел на стоянке, разговаривая по телефону. Он расхаживал туда-сюда, и его ботинки поднимали в белой пыли меловые облака.

В дверце позади сиденья водителя подпрыгнула кнопка блокировки. Мэнкс открыл дверь и наклонился внутрь.

— Уэйн? Помнишь, вчера я сказал, что если ты будешь хорошо себя вести, то сможешь поговорить со своей матерью? Я не хотел бы, чтобы ты думал, будто Чарли Мэнкс не умеет держать слово! Вот она. Она хотела бы услышать, как ты поживаешь.

Уэйн взял телефон.

— Мама? — сказал он. — Мама, это я. Как дела?

Сначала были шипение и треск, а потом он услышал голос матери, задыхающийся от волнения:

— Уэйн.

— Я здесь. Ты меня слышишь?

— Уэйн, — снова сказала она. — Уэйн. Ты в порядке?

— Да! — сказал он. — Мы остановились купить фейерверки. Мистер Мэнкс купит мне бенгальские огни и, может, бутылочную ракету. С тобой все в порядке? Ты говоришь, как будто плачешь.