— Я скучаю по тебе. Маме нужно вернуть тебя, Уэйн. Мне нужно тебя вернуть, и я еду к тебе.
— А. Хорошо, — сказал он. — А у меня зуб выпал. Вообще-то
— Уэйн. Ты
Уэйн почувствовал нервное трепетание у себя в животе. Он провел языком по своим новым, колючим, похожим на крючки зубам.
— Он покупает мне фейерверки, — угрюмо сказал он. Он все утро думал о фейерверках, о том, как будет пробивать ракетами отверстия в ночи, поджигать небо. Он хотел бы, чтобы можно было зажигать облака. Вот это было бы зрелище! Горящие плоты облаков, падающие с неба, извергающие при снижении столбы черного дыма.
— Он убил Хупера, Уэйн, — сказала она, и это было подобно удару в лицо. Уэйн вздрогнул. — Хупер погиб, сражаясь за тебя.
Хупер. У него было такое чувство, словно он долгие годы не думал о Хупере. Но теперь он его вспомнил, его большие, печальные и искательные глаза, выглядывающие из седой, как у йети, морды. Уэйн вспомнил его тяжелое дыхание, теплый шелковистый мех, глупую веселость… и то, как он умер. Он вгрызся в лодыжку Человека в Противогазе, а потом мистер Мэнкс… потом мистер Мэнкс…
— Мама, — сказал он вдруг. — По-моему, я заболел, мама. По-моему, внутри я весь отравлен.
— Ой, малыш, — сказала она, снова заплакав. — Малыш, ты только держись. Держись
У Уэйна появилась резь в глазах, и мир на мгновение размылся и раздвоился. Его удивило, что он едва не плакал. В конце концов, он не чувствовал настоящей грусти, это, скорее, было воспоминанием о грусти.
— Я видел бабушку Линди, — выпалил он вдруг. — Во сне. Она говорила запутанно, но пыталась сказать что-то о том, как с ним бороться. Только это трудно. Все равно что пытаться поднять булыжник ложкой.
— Что бы она ни говорила, просто делай это, — сказала мать. — Старайся.