– А что ему нужно? Ты это пытаешься выяснить? Что захотел бы такой тип, если бы считал, что дело выгорит?
– Я знал, что приду по адресу, – почти обрадовался Карл. – Зришь в корень. У меня так есть все, что нужно, и работу всегда найду. Жаль, что рядом нет Эпштейна, но от него остался только пепел.
– Кремировали?
– Ну да. Ты бы и не узнал. Распоряжение старика, а я все устроил. Наверняка слышал, что бывают личные бассейны с горячей и холодной водой, но бьюсь об заклад, ты и понятия не имел, что у кого-то есть личный крематорий, в подвале, под другим подвалом.
Джо развел руками:
– С двумя миллиардами долларов в кармане, наверное, можно позволить себе все, что угодно. Кстати, это вообще законно?
– Сам сказал: с двумя миллиардами… Но там был окружной патологоанатом, бумаги подписал. Когда старик покинет этот мир, он, кстати, тоже придет. Такие последние указания, все зафиксировано. Эй, стой, не хочу клеветать на патологоанатома. Ему денег дали. Осмотр Эпштейна он провел на высшем уровне.
– Ладно, что ждать, когда пробьет час старика – известно. Тебя же волнует, что будет потом.
– Да. Чем, интересно, он занимался все это время? Все последние десять лет, с тех пор как заполучил Клива? Были ли изменения? И если были, приложил ли к ним руку Вилер? Надо разобраться, Джо. Разобраться и подумать, как может распорядиться Вилер крупнейшим экономическим ресурсом, какой только видел этот мир. Еще и в единоличном владении.
– Давай обсудим, – предложил Джо, расплываясь в улыбке. Считав намек, Карл Триллинг ответил ему тем же.
И они обсудили.
II
II
Расположенный во втором подвале крематорий носил чисто функциональный характер, как будто все человеческие ритуалы – оплакивание, например, или поминки – проводились в другом месте. Или не проводились вообще. Последующие строки наиболее точно описывают, что произошло, когда в конце концов (а конец длился долго) умер старик. Все сделали строго, как он пожелал: непосредственно после констатации факта и до публичного объявления о смерти. Вплоть до, и включая момент, когда открылась квадратная пасть печи. Пугающий скрежет, ослепительный свет, жар огня, оттенок которого в былые времена кузнец назвал бы соломенным. Скромный гроб оперативно скользнул внутрь, крохотные язычки пламени тут же заплясали на его углах, и дверь захлопнулась. Несколько секунд потребовалось, чтобы глаза привыкли к опустевшей комнате, сальному следу, закрытой двери. За те же несколько секунд кондиционеры выдули резкий запах горелой сосны.
Патологоанатом, зависнув над небольшим столом, дважды поставил свою подпись. То же самое проделали Карл Триллинг и Кливленд Вилер. Оторвав копии, патологоанатом свернул их и сунул в нагрудный карман. Он бросил взгляд на квадрат железной двери, открыл рот, снова закрыл и пожал плечами. Потом протянул руку.