— Ну так что скажешь, Ветер, — повторил Герн, не обращая внимания на подначки Дикки, — не пора ли нам в Шир возвращаться?

— Нет, — сказал Фонси, ещё раз оглядев старшин, — не пора ещё. Нельзя нам таким в Шир, Герн. Не примут нас там. Вы, скажут, столько в дальних странах бродили, что хоббитами быть перестали.

— Пусть попробуют! — рявкнул Дикиней Долгогрив, хватаясь за копьё. — Я им покажу, кто хоббитом быть перестал!

Герн, Ведук и Гундерих согласно закивали, прежде чем осознать, что именно сказал Дикиней и с чем они только что согласились. Хисарна и Илъдерих смотрели то на Фонси, то на товарищей. Илъдерих опустил голову. Хисарна пожал плечами.

Дикки застыл на месте с открытым ртом — видно, тоже понял, что ляпнул. Не говоря больше ни слова, ривор опустился на колени и беззвучно заплакал. Копья, впрочем, из рук не выпустил.

— Правильно сказал Герн, — покачал головой Фонси, — южане уехали обратно в свой Белый город, ангмарцев осталось мало, да и вроде вот помирились мы с ними. Останемся здесь, поживём в мире хоть до следующей весны. Убивать отвыкнем. Не отучимся, так хоть отвыкнем.

Воевода риворов подошёл к плачущему Дикинею, взял хоббита за плечи, рывком поставил на ноги и крепко обнял.