Немного спустя изрядно помятые четверо сидели у пригорка, а перед ними стоял Ветер, поигрывая отобранным у одного из них копьём.

— Позачем натекли? — сурово спросил Ветер. Похоже, он легко понимал язык жителей долины. Да и в Фонси его знание начало просачиваться, он не сразу осознал, что Ветер спросил «позачем натекли», а не «почему напали».

— Рекаш ты чужеск, карнедумнеск, — ответил один из четверых, тот, кто предлагал застрелить Фонси и закопать, как маленького орка, — ан вядыш про хоббитов. Чужески про хоббитов не вядут, так повзырне ты подлазень хундабадеск. Узить тя да хоббитам взить.[45]

Ветер чуть усмехнулся. Плетеная кожаная верёвка, которой его собирались «узить», была до сих пор намотана вокруг шеи и руки одного из напавших.

— Вот что, — сказал Ветер, — взотребне мне ветхознатески ваши да старысты. Ко ним мя взите.[46]

— Изчего ране тако не взрек? — обиженно отозвался лучник. — Те ж и суть хоббиты.[47]

...Фонси и Ветер шли по лесной тропе вслед за четырьмя побеждёнными лесовиками. Оружие Ветер у них отобрал и теперь рассматривал.

«Смотри, родич», — подумал он Фонси, — «у стрел наконечники из обломков костей и когтей ястреба. А у копья каменный наконечник к древку примотан. А вот нож зато хороший, железный».

«Нож в Кардуне куплен», — подумал Фонси в ответ, — «гундабадской работы. Раньше такие ножи на продажу Хийси ковал и у Гългара на еду выменивал, но потом у него в долине руда закончилась и Гългар его просто так подкармливал».

«Славно кончил Однорукий», — злорадно подумал Ветер, — «рабом у своих же. Самая для него подходящая участь, после того, что он в Ангмаре творил».

«Но видно, железо тут дорогое», — вернулся Фонси к раздуму об оружии, — «и сами они ковать не умеют».

«И немудрено», — подтвердил Ветер, — «был у нас кузнец, Андела Палёный, да сгинул в болоте вместе со снарядом своим кузнечным — всё не хотел наковальню бросить, да так и потонул. Да и не кузнец он был, а так, подмастерье, всё больше ножи нам точил да котелки чинил».

Перед внутренним взором Фонси встало лицо Анделы Палёного: широкое, мрачное лицо с густой щетиной — Андела был чистокровным крупнем, и у него росла борода, везде, кроме левой щеки, где была красная неровная корка — память о том, как он оступился в кузнице и получил своё прозвище.

«Жалко Анделу», — подумал Фонси, и они с Ветером замолчали.

Тропа, где они шли, вела вдоль ручья, не подходя к нему слишком близко. Тёмный ельник сменился светлым березняком, потом снова начались ели вперемешку с невысокими соснами.

В одном месте тропу пересекала другая тропа, и близ их пересечения лежал большой плоский валун с выдолбленной посередине ямкой.