Воздух горяч в наших залах чудных, Лава и камень кругом, Не светит светил ни дневных ни ночных В темный суровый наш дом.

Вздрогнет гора, и нарушится свод Но не пугается гном, Твердо, умело он грот подопрет В справном уменьи своем.

В жарких плавильнях работа кипит, Реки металла текут, Сплавы бурлят и порода шуршит, Тяжек почетный наш труд.

Стук молотков, и мехов громкий сип, Кузен чудных мастерство Люди с наземья — и те признают, Гномье — прочнее всего!

Нас порождения тьмы не страшат, Что для наземников — Мор, Гному привычно — ни шагу назад Тварям дается отпор.

Тихую жизнь и беспечность детей, Мирный наземников сон, Эльфов, косситов, и нравных людей Мертвых хранит Легион.

Тварей удержим на Тропах своих, Наземь не выйдет никто. Храброе войско из гномов одних Насмерть дерется с врагом.

Крепок, суров наш Орзаммар, Гномов последний оплот, Но уж готовим ответный удар Тварям конец настает!

Кончится время раздоров и смут, Гномы дождутся гостей, Скоро наземники помощь пришлют Чудищ разбить поскорей.

Эльфийские стрелы, людские мечи Будут подспорием нам, Выжжем огнем порождения тьмы Нужно стеречься врагам!

Отзвучавшая последняя строка гномьей песни застала хозяев Подземья, и их гостей сидевшими один подле другого в молчаливой задумчивости. Слова, пусть грубые и нескладные, были пропеты с чувством, которое трудно было бы предположить в суровых детях Камня, в особенности — бывших преступниках, обреченных на смерть. Окончание песни произвело наиболее сильное впечатление на Кусланда. Прозвучавшая для его разумения надежда народа гномов не смогла оставить его безучастным.

— Я сделаю все, что смогу, чтобы побудить Стражей оказать помощь Орзаммару в походах на Тропы против порождений тьмы, — тверже прежнего пообещал он. — У вас есть мое слово.

— Благодарю, Страж, — за всех ответил Кардол, вновь беря в одну руку — кружку, а в другую — ломоть сыра. — Для нас…

Заслушавшись легионера, Айан пропустил резкое движение воздуха у своей руки. Мигом впустя резкий рывок и боль в пальцах заставили его с изумлением отметить, что амулета Андрасте, подарка матери, который даже Джарвия не стала снимать со своего пленника, в руках у него больше нет. Вскочивший Командор успел заметить отбежавшего на несколько шагов голенастого хищного пещерного обитателя с хоботом вместо головы, что заканчивался кругом острейших зубов. И теперь из этих зубов свисал принадлежавший Кусланду амулет.

— Это тоннельник Сигрун, — ухмыльнулся Кардол, жестом успокаивая расхохотавшихся над зрелищем гномов. — Тоннельники, видишь, отчего-то баб жалуют. Мужу приручать такую тварь бесполезно, только зазря пальцы терять. А женщин, даже девок больше, они любят. Этот еще и таскает ей всякое барахло. Сигрун-то за воровство к нам угодила. Небось, нравная тварь попалась, аккурат по натуре хозяйки, — он протянул в сторону напряженно замершего зверя кусок мяса. — Эй, как там тебя… иди сюда. На. На!