— Таких слов я говорить не хочу, — тверже прежнего проговорила она, по-видимому, уже без шутки.

— Тогда в этом нет ничего… дурного.

Он вновь склонился к гномской девушке, ловя ее губы, которые ускользали от него, потому что Сигрун захотелось поцелуев не только уст, но и прочего лица и тела. Айан помедлил миг, и все же стянул с одного, а после и второго плеча гномки ее широкую рубаху, до пояса обнажая девичье тело.

На краткий миг ему почудилось, будто само время замерло вокруг них двоих, подернувшись едва заметным бесплотным маревом, и утрачивая свой бег, а после вдруг завихрилось, проносясь вперед стремительнее, чем во время полета на архидемоне. Разум будто унесся следом, оставляя ощущения одному только телу — обжигающие прикосновения кожи Сигрун, ее нежные пальцы и губы, упругая, гладкая, округлая плоть, делавшаяся такой податливой под его жадными ладонями и короткие выдохи, идущие, казалось, из самых глубин естества. На краткий миг выдернув разум из бездонности небытия, Айан заставил себя сдержать пыл, каким-то чувством понимая, как именно нужно было правильно сделать. Тело девушки крупно вздрогнуло под ним, но Сигрун не издала ни звука, лишь запрокинув голову и судорожно вдыхая. Айан поцеловал ее стиснутые губы, напряженную щеку и, зарывшись лицом во влажные волосы, вновь растворил понимание в том самом зове, что затмевал разум, влек и манил, понуждал и повелевал, и был куда древнее и сильнее того, жившего в его отданной скверне крови…

… Привычная, обыденная реальность, возвращалась не сразу, милосердно щадя тех, кто смог пусть ненадолго, но — по собственной воле отрешиться от нее. Айан и Сигрун лежали на камне среди разметанной одежды, по-прежнему обнявшись и прижимаясь так крепко, словно желая раствориться друг в друге, и жалея о том, что все завершилось, и нужно вернуться, и жить дальше. Голова девушки-гномки покоилась на широкой смуглокожей груди человека, а синие глаза долго и тянуще глядели в лицо Стража, который так же безотрывно смотрел на нее.

— А ведь я сразу… — ее тонкие пальцы оглаживали расслабленные выпуклости на животе Кусланда, точно стремясь наощупь запомнить каждый изгиб его тела, а голос звучал все еще негромко, но с уже знакомыми шутливыми нотками. — Сразу, как только тогда выскочила на зов Дюрана… Думаю — опять этому надутому принцу что-то надо. Привык он там, чтобы перед ним стелились… Ну, думаю, задать ему не задам, а уж скажу что-то наверняка. И пусть кипит от злости. Тут-то мы все равны, и он тоже. И вдруг — ты стоишь. Ты… весь из себя… такой. Я сразу поняла — ты — это ты. Ну, понимаешь? Одним словом, ты! Знаешь, как так бывает? Хотя, может и не знаешь…