— Извращенец! — буркнула Гермиона.

— Вас девчонок не понять. Чего вы там все у себя в голове думаете, никому не под силу расшифровать. Ты всё равно красивее и лучше во всём. А на «мой» вкус совсем другая, vkusnayshka просто, — закончил я весело, показательно и плотоядно облизываясь.

— Шовинист–извращенец! — отпрыгнув от моих загребущих лап, она обвинительно выставила на меня пальчик и гневно задрала подбородок.

— Да, я такой! — гордо сказал я и поймал Гермиону за запястье неосмотрительно вытянутой в мою сторону руки.

Наша возня закончилась шутливой потасовкой и обнимашками с поцелуями, но так, без всего лишнего.

Гермиона продолжала, стоя перед зеркалом, изменять цвет своей шевелюры на различные оттенки и пыталась поменять цвет лица, после того, как я коряво объяснил, какие для этого нужны внутренние ощущения и настрой. Получалось не очень. Ей пока только удалось устроить на своей моське смертельную бледность, правда, не сказать, что именно бледность, просто удалила весь пигмент с лица, от чего сквозь белую кожу стала просвечивать сеть капилляров. Жутковато смотрелось, но её это даже радовало и ничуть не смущало.

— Гарри, я не пойму. Ты говорил, что метаморф может управлять своим телом, но ведь взять хотя бы волосы. Это уже не живое тело, мёртвый белок — ороговевший кератин, мне вот удаётся поменять в волосах пигмент по своему желанию. Как так получается? С ногтями так же, ты мне показывал, но это же практически одно и то же, что и волосы! С кожей, наоборот, сложнее. Там почему–то больше усилий требуется, — задумчиво смотря в своё отражение рассуждала она.

— Понятия не имею, Гермиона. Я тебе, кстати, ещё один фокус не показывал.

Я сосредоточился. Щёки, подбородок и скулы дико зачесались, а на свет вылезла шикарная трёхдневная щетина. Сразу плюс триста к взрослости. Этот приём я проделывал летом, когда мне нужно было купить что–то, что не продавалось подросткам. Тогда, со стороны, я выглядел как двадцатилетний невысокий студент. Если бы бородку себе отрастил, то тут подозрение сразу бы возникло в фальшивости и гриме, а так — брутальная щетина, которая на моей морде смотрелась очень естественно. По возрасту, такая буйная растительность на лице мне была ещё недоступна, но помогла память, та, из чужой жизни. Вспомнить все ощущения небритости оказалось очень легко и проделать трюк с выращиванием густой бородищи тоже не составило каких–нибудь затруднений.

Я подошёл к Гермионе, смотрящей на меня с раскрытым ртом и наклонившись, зашептал в её ушко:

— Не знаю, как так получается и куда уходит пусть и невеликая масса ногтей и волос после трансформации, но работает. Ты тоже сможешь управлять причёской, укорачивать или удлинять, да даже полностью убирать. Например, волосы можно удалить с разных мест, — продолжил жарко шептать я, касаясь щетиной её щёки.