Новые слова полились из пересохшего рта:

— Преднамеренное нанесение ущерба объекту единый идентификационный номер… приравнивается к нанесению ущерба собственности Колониальной Империи в особо крупных размерах и наказывается в соответствии…

— Сэр, я отказываюсь в этом участвовать.

— Почему не действует «зет семьдесят»?! Мать его…

— Сэр, вы слышите? Я отказываюсь в этом участвовать!

— Помолчи, Уильям! Ладно, разберемся. Дежурный!

— Да, сэр!

— В подвал его, в карцер.

— Слушаюсь, сэр!

Меня волокут, голова не держится, всё тело горит. Пол то приближается к глазам, то уходит в невероятную даль, мучительно тошнит. Наконец, сознание не выдерживает, и наступает тьма.

Я тону. Я тону в море, а в нос ударяет непередаваемая вонь свалки…

Разлепляю глаза. Один военный поливает меня водой из ведра, другой сует под нос ватку с нашатырем. Мучительно болит голова, и душит жажда. Увидев, что я очнулся, пытаются поднять.

— Пить.

Странно, но шепот услышан. Поят прямо из ведра. Мне как-то не до чистоты, главное, что воды ещё много. Чуть получше. Солдаты крепко, но бережно, поднимают, пытаются утвердить на ногах. Наручников нет, но и сил нет вообще. Похоже, продолжает действовать наркотическая химия. Сколько я провалялся? Ответ получаю у стола дежурного в нише возле кабинета командира базы. За окном день, привезли меня утром.

— Сэр дежурный, задержанный доставлен!

Командный голос в ухо вызывает взрыв боли в мозгу и жуткий приступ тошноты. Могуче и щедро облевываю стол дежурного с бумагами и телефонными аппаратами. Качественно прилетело и самому сержанту.

— Мать! Твою мать!

Солдаты растерянно смотрят, а мне, по-моему, изрядно легчает.

— В кабинет эту тварь, бараны!