– А вы сами не забыли, что эти солнечные эльфы помогли вам победить в последней схватке? И без их помощи Цитадели могли не получиться?

Теонард запнулся на миг, видно было, как морщит лоб, наконец ответил с усилием:

– Хорошо, как только отпустят всех людей, что у них в рабстве, выстроят им дома… извинятся!.. тогда и я их прощу. И дадут им столько золота в уплату за их рабский труд, сколько те возжелают.

– И за труд их отцов и дедов, – подсказал Лотер.

– Вот-вот, – согласился Теонард. – Спасибо, Лотер!.. Сколько сотен лет эльфы держали людей в рабстве?.. За все те годы издевательств и унижений они должны… они должны!

Тахаш грустно улыбнулся, плечи поникли, но вздохнул и повернулся к Лотеру.

– А ты?

Лотер рыкнул зло:

– Сперва разделаюсь с той сволочью, что «простила» меня!.. А потом и остальных нужно то ли вбить в землю по ноздри, то ли превратить в рабов, чтобы на своей шкуре ощутили ту сладкую прелесть. Как они с другими, так надо и с ними! Это будет только справедливо.

– Эльфы никогда не станут рабами, – ответил тахаш. – Слишком горды. Лучше умрут.

– Тогда умрут, – прорычал Лотер с такой лютой ненавистью, что начал было превращаться в волка, но взял себя в руки и удержался в людской личине. – Тоже неплохо. Думаю, для всех Хранителей они враги.

Теонард буркнул:

– За исключением серой эльфийки…

– Она дура, – сказал Лотер все еще зло. – Красивая, самоотверженная, замечательная, но… дура. А тот рыжий эльф смотрел на нее, как на смазливенькую служаночку. На самом деле позабавился бы пару ночей, а потом либо выгнал, либо утопил. Для них все, кроме их породы, скот. И весь мир для них вроде помойки, которую просто побрезговали завоевывать!

Тахаш уточнил:

– Ты же сказал, он не солнечный.

Ворг отмахнулся.

– Какая разница. Солнечный на нее тоже смотрел, и что? Где он теперь?

Полузверь глянул на Дерево Каонэль. Под его раскидистыми кронами эльфийка что-то рассказывает банши с таким видом, будто на серую водрузили весь пласт мировых проблем. Ветерок колышет подол платья, уши нервно подрагивают, глаза то вспыхнут желтым, то погаснут.

Банши слушает с каменным лицом, во взгляде бездна, от которой по спине бегут мурашки размером с жука. Но иногда кивает, что значит – не совсем безучастна.