– Генри, ты в бою бывал? – спросил я не оборачиваясь.

Секундная пауза.

– Я работал в зоне боевых действий. В Ираке, в Египте.

– Это не ответ на мой вопрос.

Пауза на переосмысление.

– Я стрелял в людей. Люди, бывало, стреляли в меня.

– Но никогда одновременно?

– У этого допроса есть какая-то цель?

Есть, Генри, есть. Только она тебе не понравится.

Хаммер наконец вырвался на свободу, финальным штрихом опрокинув и разбросав по всей улице мусорные контейнеры бабули с дедулей. Бабуля приветствовала избавление плотогонским загибом, от которого даже я почувствовал себя деликатной виолончелисткой из Кембриджа.

– По прибытии прошу помнить о необходимости захвата пленных, – распорядился Генри из-за моего плеча. – Любые военнослужащие китайской армии, особенно со знаками различия офицеров, должны быть взяты живыми любой ценой. Это понятно?

Никто ему не ответил. Чарли собирался было кивнуть, но и то примерз. Наверное, подумал, что значит «любой ценой» и усомнился в целесообразности директивы. Тем более одного он уже шлепнул, как бы ему это задним числом в пассив не занесли.

– Это понятно, я спра…

Хрясь!

Это даже звучит больно. Генри осекся и перешел в агонистический лающий кашель, словно выхаркивая легкие.

– Зашнуруй уже хлебало, – мягко предложил ему фон. – Мы на тебя не работаем. Наше дело не твое. Твое дело не наше. Это понятно?

Сержант, как мне показалось по краткому содроганию его плеч, проглотил улыбку. Я уж думаю, он давно поджидает своей очереди к этому аттракциону.

– По… нял, – выдохнул Коллинз с трудом. – Китайцы… моя забота. Справедливо.

И задумал, сомневаться не приходится, страшную мстю. Но тут мы выскочили к самой выгородке, и всем сразу стало не до таких мелочей, как личные счеты.