— Да нет, я про ребёнка.

— А, он не её — сестры. Но потом сестра умерла.

— Да, я знаю. Но…

— Вот Целестина его и взяла.

— Его?

— Младенца. Ребёнка.

О соблазнении Младший забыл напрочь.

— И она… что? Усыновила ребёнка сестры?

— Странно, не так ли?

— Маленького мальчика по имени Бартоломью?

— Я никогда его не видела.

— Но его звали Бартоломью?

— Насколько мне известно — Пупси-Тутси.

— Что?

— Я же говорю, понятия не имею. — Она убрала руку с его бедра. — И сколько можно говорить о Целестине?

— Извини. — Младший поднялся.

Ушёл с вечеринки, постоял на улице, медленно, глубоко вдыхая чистый ночной воздух, очищая лёгкие от дыма марихуаны, разом протрезвев от выпитого пива. Он весь заледенел, и отнюдь не из-за холодной ночи.

Он не мог поверить, чтобы документы об усыновлении хранились за семью печатями, если ребёнок оставался в семье, у родной сестры матери.

Объяснений напрашивалось два. Первое: бюрократы свято соблюдали правила, даже бессмысленные. Второе: Самый Уродливый Частный Детектив на Свете, Нолли Вульфстэн, проявил полную некомпетентность.

Какое из объяснений больше соответствовало действительности, Младшего не волновало. Главное заключалось в другом: охота на Бартоломью приближалась к логическому завершению.