– Отдайте мне письма.

Доктор Спэнджер сунула письма в папку.

– Прости, Джейк. Мы решили, что будет лучше, если они останутся у меня.

– Вы мне солгали! – воскликнул я.

Бросившись к ее столу, я попытался их схватить, но Спэнджер оказалась проворной и успела отскочить вместе с папкой. Отец что-то крикнул и схватил меня, а секунду спустя в кабинет ворвались двое моих дядьев. Все это время они ожидали в коридоре, чтобы не позволить мне сбежать, попытайся я это сделать.

Они вывели меня на парковку и усадили в машину. Мама нервно пояснила, что дяди несколько дней поживут у нас, пока в клинике не освободится для меня место.

Они боялись оставаться со мной наедине. Мои собственные родители. Кроме того, они не хотели нести за меня ответственность и поэтому решили умыть руки, отправив в клинику. Как будто речь шла о необходимости перебинтовать травмированный локоть. Давайте уж называть вещи своими именами, – думал я, – речь идет о дурдоме, каким бы дорогим он ни был. Там у меня не получится делать вид, что я глотаю лекарства. Выплюнуть их мне уже никто не позволит. И уж точно мне не удастся одурачить врачей россказнями об амнезии и бессознательном бродяжничестве. Они будут пичкать меня нейролептиками и тиопенталом, пока я не выложу им все, что знаю о Странном мире. Получив доказательство того, что мое безумие не поддается коррекции, они будут вынуждены запереть меня в палате, обитой войлоком, до конца моих дней.

Я понял, что мне конец.

* * *

На протяжении последующих нескольких дней с меня не спускали глаз, как если бы я был преступником. В соседней со мной комнате всегда находился кто-то из родителей или дядьев. Все ожидали звонка из клиники. Видимо, это было весьма популярное место, потому что меня собирались запихнуть туда, как только там освободится место, что могло произойти в любой день.

– Мы будем навещать тебя каждый день, – заверяла меня мама. – Джейки, я обещаю тебе, что это всего на несколько недель.

Всего на несколько недель. Ну да, так я и поверил.

Я пытался с ними беседовать. Я их уговаривал. Я умолял их найти графолога, который подтвердил бы, что письма написаны не мной. Так ничего и не добившись, я сменил тактику. Я признался в том, что действительно написал эти письма (хотя, разумеется, это было не так). Я сказал, что понял, что сам все это придумал, и на самом деле не существует ни странных детей, ни имбрин, ни Эммы. Это их обрадовало, но решимости не поколебало. Позже я случайно услышал, как они шепчутся друг с другом, и узнал, что ради того, чтобы забронировать мне место в очереди на лечение в этой дорогущей клинике, они заранее заплатили за первую неделю моего там пребывания. Пути назад не было.