Они расположились втроем в вестибюле отеля. Джек развел в камине жаркое бушующее пламя. Дэнни, закутанный в одеяло, сидел на небольшом диванчике, где когда-то – миллион лет тому назад – коротали время три монахини-хохотушки. Он пил суп с лапшой из большой керамической кружки. Рядом пристроилась Уэнди, нежно поглаживая его волосы. Джек сидел на полу, и его лицо словно каменело, становилось все мрачнее по мере того, как Дэнни вел свой рассказ. Дважды за это время он вынимал из заднего кармана носовой платок и тер им губы, которые уже потрескались и выглядели нездоровыми.

– А потом они погнались за мной, – закончил Дэнни.

Джек встал и подошел к окну, повернувшись к ним спиной. Дэнни посмотрел на маму.

– Они гнались за мной до самой террасы. – Он изо всех сил старался говорить спокойно, надеясь, что так они скорее поверят ему. Вот мистер Стенгер не смог сохранить спокойствие. Он начал плакать без остановки, и за ним приехали ЛЮДИ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ, которые забрали его, потому что если ты плачешь без остановки, У ТЕБЯ НЕ ВСЕ ДОМА. И когда тебя выпустят? ЭТОГО НЕ ЗНАЛ НИКТО. Его куртка, лыжные штаны и покореженные снегоступы лежали на ковре рядом с входной дверью.

(Я не стану плакать я не буду плакать.)

И ему казалось, что с этим он справится, а вот унять дрожь никак не удавалось. Он смотрел на огонь и ждал, что скажет папа. Высокие желтые языки пламени лизали почерневшие камни очага. Потом с треском лопнул сук в сосновом полене, и сноп искр унесло вверх по дымоходу.

– Подойди сюда, Дэнни. – Джек обернулся. Его лицо оставалось таким же напряженным и мертвенно-бледным. Дэнни это не понравилось.

– Джек…

– Я просто хочу, чтобы мальчик на минутку подошел ко мне.

Дэнни соскользнул с дивана, подошел и встал рядом с отцом.

– Молодец. А теперь скажи мне, что ты видишь?

Дэнни знал, что увидит, еще до того, как подошел к окну. За прочерченной вокруг отеля тропы следов обуви и полозьев санок, по которой они обычно гуляли все вместе, лежало снежное поле, накрывшее лужайку «Оверлука» ровным слоем до самой живой изгороди и игровой площадки. И на этой ничем больше не потревоженной поверхности виднелись только два следа. Один вел по прямой от террасы к игровой площадке, а другой возвращался оттуда длинной и неровной петлей.

– Только мои следы, папа. Но…

– А что скажешь о живой изгороди?

У Дэнни задрожали губы. Видимо, он все же расплачется. А что, если не сможет остановиться?

(я не буду плакать Я Не Буду Плакать Не Стану НЕ БУДУ)