– Любой из нас свободен только во сне, – мягко сказала Вай-Мэй, подцепляя Лин пальчиком за подбородок и поворачивая ее лицом к себе; руки у нее пахли землей, как мох на склоне холма. – У нас был мальчик в деревне, совсем как ты. Ему каждый день делали массаж ног, чтобы как-то облегчить боль. Тебе нужно вернуть в мышцы огонь, маленький воин.

Она очень осторожно подняла Лин юбку и провела руками по ее голеням. А потом начала разминать мускулы – на диво сильными пальцами. Лин чуть не ахнула. В больнице после воспаления доктор заковал ее ноги сначала в гипс, потом в шины, потом в скобы – неудивительно, что теперь они чувствовались как-то отдельно от нее, как выставочный экспонат в витрине. Никто никогда не прикасался к ним. Даже сама Лин старалась как можно меньше их трогать.

– И вот так ты будешь делать каждый день, – велела Вай-Мэй.

Она закинула голову и устремила взгляд на солнце и дальние золотые холмы.

– Я тоже хочу остаться здесь навсегда. Во сне. Никаких тебе распрей, никаких страданий, – ее лицо внезапно опечалилось. – Я тебе тоже расскажу секрет, свой. Мне не нравится мистер О’Баннион. Думаю, он нехороший человек. Он врет.

– Что ты хочешь сказать?

– Сегодня на корабле я слышала про одну девушку, которую он тоже вывез из Китая. Говорят, когда она приплыла в Америку, там не оказалось никакого мужа, никакой свадьбы. Ее обманули. Вместо замужества ее вынудили работать в доме терпимости, – c ужасом прошептала Вай-Мэй. – Говорят, она теперь совсем плоха, все время плачет. О, сестричка, я должна доверять своему дяде, он ведь мне зла не хочет… но я боюсь.

Лин подумала, не рассказать ли ей о своих подозрениях, но решила, что с Вай-Мэй и так хватит. Сначала нужно поговорить с мистером Ли – и удвоить усилия по поискам мистера О’Банниона. Если нужно, она заставит дядюшку Эдди обратиться к Ассоциации, чтобы горькая судьба той несчастной не постигла и Вай-Мэй.

– Не волнуйся, – сказала она. – Я присмотрю за тобой.

Вай-Мэй счастливо улыбнулась ей.

– Я так благодарна, что теперь у меня есть ты.

Лин заглянула в ее длинные карие глаза и ощутила, как внутри зашевелился сон, как ее собственные молекулы куда-то сдвинулись, атомы перестроились, превращая ее во что-то новое и прекрасное. От этого у нее даже закружилась голова.

– Что такое, сестра? – удивилась Вай-Мэй.

– Ничего, – сказала Лин, восстанавливая дыхание. – Ничего.

– Скоро я уже буду в Нью-Йорке, – поделилась Вай-Мэй с улыбкой, от которой все ее личико просветлело. – Мы пойдем в оперу к твоему дяде или, может быть, даже в театр «Бут» на Манхэттене[36]. А по воскресеньям станем гулять как настоящие леди в самых наших лучших чепчиках. О, как нам будет весело, Лин!