Дом свободных и отважных

Дом свободных и отважных

На заре страна пробуждается.

Граждане ее встают, умываются, бреются, причесываются. Натягивают чулки, платья, брюки, рубашки – подтяжки, опять же, не забывают. Они застегивают свои нужды, пристегивают амбиции, заправляют историю аккуратно под ремень, создавая себя на ходу – истинная рапсодия преображения.

На западе, будто древние мифы, вздымаются горы. Утренние ветерки ерошат заиндевелую щетку трав и колосьев в прериях. Коровы трепещут ноздрями, исторгая облака пара, и ждут звона фермерского ведра, несущего облегчение. Реки вздуваются внезапными пузырями – это рыба подымается было на поверхность, но быстро передумывает.

Исчерканные тенями холмы-надсмотрщики клонятся над шахтерами, бредущими к сонному зеву шахты. Бедолаги гремят об ведра горстями талисманов – крестиками, кроличьими лапками, локонами жениных волос – запрятанными вместе с облигациями компании глубоко в карманах комбинезонов. Фонари торчат у них во лбу, как огненный третий глаз, отгоняющий страхи. Они загружаются на платформу – ни дать ни взять матросы, навострившие оглобли в Новый Свет: впереди мальчишки-отбойщики, они уже кашляют в предвкушении каменной пыли, забивающей их маленькие легкие по восемь часов в день, шесть дней в неделю. Жены и матери, такие строгие в розовом свете зари, машут им платочками. У женщин на губах тает молитва – на тот случай, если талисманы вдруг не сработают; охрана компании патрулирует рельсы, вооруженная дубинками, если понадобится ткнуть рабочего, и винтовками – чтобы профсоюзники не лезли на рожон.

Со своего шестка в клетке за ними подозрительно следит канарейка.

Механизмы приходят в движение, отсылая дряхлую клетку с мужчинами и мальчишками вниз, в сокровенную тьму самого сердца страны.

Ибо сердце это богато темными сокровищами.

В нефтяных полях Оклахомы исполинские железные буровые установки до крови расклевывают землю. Нефть бьет из ран обетованием светлого будущего, крещением сырой надежды – вот оно, топливо для моторов наших желаний. Буровиков окатывает внезапным ливнем, и, хотя им никогда не видать тех богатств, которые он сулит, никогда не пожать ниву черного золота – они ликуют, словно все это принадлежит им, лишь руку протяни. Их прирожденное право, обещанное, завещанное – право на жизнь, на свободу, на стремление к счастью, вечная гонка за будущим.

Полуденное солнце восходит на трон небес – широких, высоких и обнадеживающих, как показатели фондового рынка. Иней стаивает с лоскутного одеяла земли – ну какой из него противник горячему дневному оптимизму? Несколько сочных почек проклевывается на деревьях. Им уже невтерпеж, у них весна – еще одна вечная жажда.