Светлый фон

– Проповедник… – прошептала Ана.

– Ты шутишь? – Иезекииль посмотрел в зеркало заднего вида. – Что нужно, чтобы убить этого су…

шутишь

Ракета упала на них со стороны водителя, ударившись о землю прямо под дверью. Остававшиеся целыми окна разбились, осколки стекол разлетелись по салону, а Сандерсаурус подбросило в воздух, и машина завращалась. Лемон завопила, схватившись за ремень безопасности. Ана, к ее несчастью, не была пристегнута, и Иезекииль, закрыв ее тело своим, закричал: «Держись!» Сандерсаурус, вместе с дождем из стекла и огня, рухнула обратно на землю, перевернувшись вверх дном. С ней перевернулся и мир. Ана ударилась головой о что-то твердое, то место, куда был встроен накопитель памяти, пронзила острая боль. Не было пути ни вверх, ни вниз. Несколько бесконечных мучительных секунд машина продолжала скользить, во что-то врезаться, разваливаться на части, но, наконец, задымилась и остановилась.

На ее языке была кровь. В волосах – стекло. Голова раскалывалась. Ана, застонав, выглянула из разбитого ветрового стекла. Кайзера выбросило из машины, и теперь он неподвижно лежал на растрескавшемся асфальте. Крикета нигде не было видно. Машина приземлилась на крышу, и Лемон, висевшая вверх ногами и удерживаемая лишь ремнем безопасности, простонала и потеряла сознание. В любую секунду эти Тарантулы выпустят новый залп ракет. Ей нужно было выбираться отсюда, она должна была остановить их…

Иезекииль отстегнулся и упал на нее.

– Ты в порядке? – спросил он.

Перед глазами вдруг вспыхнул ослепляющий свет. В ушах зазвенели крики.

Репликанты стоят надо мной. Четыре совершенства.

Репликанты стоят надо мной. Четыре совершенства.

Теперь они могут забрать у меня только одно.

Теперь они могут забрать у меня только одно.

Самое последнее и самое дорогое.

Самое последнее и самое дорогое.

Не мою жизнь, нет.

Не мою жизнь, нет.

Но нечто столь же ценное.

Но нечто столь же ценное.

– Я…

Захрустел гравий, зазвенели шпоры.