— Разрешите представить вам, товарищ нарком, — сказал Алмазов, — научный руководитель, так сказать, душа нашего проекта, профессор Шавло, Матвей Ипполитович.

— Слышал, слышал, все о нем знаю. Садись, Матвей, — вот сюда, справа от меня, а ты, Алмазов, — по левую руку. Вревского вы знаете, Френкеля тоже.

Шавло в самом деле знал обоих. Френкель ведал ГУЛАГом, он раза три был на строительстве — у него было рубленое, энергичное плакатное лицо, но все портили близорукие глаза под толстыми стеклами маленьких очков. Вревский замещал Ежова по каким-то общим вопросам — он тоже здесь уже бывал.

— Наливай! — сказал Ежов. — Давно мне надо было бы с вами познакомиться, но уж очень далеко вы забрались, товарищи физики. Не стесняйтесь, наливайте, Френкель, командуй!

Ежов и Шавло разглядывали друг друга исподтишка. И друг другу не понравились. Но они встретились здесь не для того, чтобы дружить, а потому, что были нужны друг другу. Жизненно нужны. Бомба Мати — последняя ставка наркома. Ежов — главная ставка Мати. Он кормит, поит и готовит к выходу в свет атомную бомбу, которую социалистическая держава должна сделать раньше, чем империалистический Запад, и этим выиграть соревнование двух систем.

Принесли суп — солянку. Густую, с осетриной и солеными огурцами. Матя ел с наслаждением — уже забыл вкус таких яств. Под солянку хорошо пилось. Но контроля над собой никто не терял.

— Откуда будем вести наблюдение над испытаниями? — спросил Френкель.

— Для безопасности наблюдателей, — сказал Алмазов, — нами подготовлен бункер со всеми удобствами.

— Яма? Блиндаж? — спросил Ежов.

Начинается, понял Шавло.

— Блиндаж.

— Не полезу, — сказал Ежов.

— Товарищ нарком, — сказал Шавло, — мы пока не знаем силы взрыва. Поэтому мы приняли меры безопасности.

— Прими меры на земле, — сказал Ежов. — И выпьем за успехи нашей советской родины. И за товарища Сталина, организатора наших успехов.

Выпили.

— В таком случае, — сказал Шавло, раздражаясь от тупости этого вельможи, грозившей опасностью и самому Мате, которому придется находиться с ним рядом, — нам придется наблюдать за взрывом на большом расстоянии. Мы многого не увидим.

— А из ямы увидим? — И Ежов весело засмеялся.

— А в бункере есть перископы.

— Ничего, возьмем бинокли и посмотрим.

Они ничего не понимают. Хотя почему они должны понимать, если они мыслят категориями гражданской войны: бомба — это комья земли и воронка в аршин диаметром.